Ледяной ксилофон. Проза XXI века. Марина Зайцева

была абсолютно новенькая, ещё пахнущая нафталином (от моли). Её серая, – идеально круглая и твёрдая поверхность, – была слегка шероховатой и приятной на ощупь. По внешней границе окружности упругого донышка, тульи и околыша, окаймляя их, проходил белый тонкий кант. Спереди к околышу крепился черный блестящий лакированный козырек, с оловянными пуговицами по бокам, чтобы на них держался черный, и тоже лакированный, узкий ремешок. А точно в центре его красовалась небольшая латунная, кокарда, в виде буквы «Ш» сверху раскрытой книги.

      Машка перевернула фуражку и посмотрела внутрь. Там к чёрной атласной подкладке был крепко пришит большой белый атласный ромб – с цифрами, обозначающими размер головы (ей достался №54) и с название швейной фабрики. Она залезла пальцами под тесный внутренний край фуражки и обнаружила там плоскую упругую металлическую полоску. И не без труда вытянула плохо поддающуюся, острую по краям, жёсткую стальную пружину.

      Оставшись без поддерживающего её каркаса, фуражка мгновенно потеряла свою щеголеватую форму, вид и красоту, – сникла и повисла в Машкиной руке, словно какой-то серый завядший капустный лист. Не ожидавшая такого, совсем не желательного для себя результата, она озадаченно смотрела на бесформенный и уродливый картуз, вертя его в руках туда-сюда, – который всего несколько минут назад был совсем новенькой школьной фуражкой. Машка вздохнула и начала засовывать пружину обратно внутрь. Но пружина теперь никак не хотела лезть на своё место, упрямо извивалась и выскальзывала из-под околыша, и чувствительно била по пальцам при каждом надавливании на её замкнутый контур. Девчонка довольно долго промучилась, пока с трудом не затолкала назад плохо поддающуюся железку.

      Но что это был за вид! Края донышка уродливо деформировались, словно колесо велосипеда, получившее «восьмёрку» при аварии! До Машкиного вмешательства идеально ровный белый кант перекосило, и он теперь криво, не совпадая со швом, извивался по верху фуражки. Как Машка ни старалась, он ни за что не хотел располагаться по окружности, как был задуман первоначально на швейной фабрике, его изготовившей. Она упрямо продолжала выравнивать фуражку, пока не добилась нужного результата. Теперь она стала почти идеальной, – надо только всё время поправлять появляющиеся на канте извилины. И если, конечно, особо не присматриваться…

      Справившись с экспериментом по проверке фуражки на твёрдость формы, Машка теперь задумалась над тем, как она будет её носить. Ведь с длинными волосами это выглядело как-то не очень… И тут же, поддавшись сиюминутному порыву, она, словно опаздывая на поезд, бросилась в парикмахерскую, – благо, та находилась буквально через дорогу от интерната. Дождавшись, когда освободилось кресло, Машка, тихо спросила разрешения и влезла на него.

      – Садись, – без всякого интереса к малолетней клиентке разрешила парикмахерша, одетая хотя и в белый, но не очень