Дорогая буква Ю. Игорь Шестков

форм – прослушали их уже сто раз в очень хороших исполнениях. А тут – контраст между словами, паузами, шумами – и вдруг возникающей и, главное, пропадающей прекрасной музыкой.

      Большая форма – что музыкальная, что живописная, что литературная – это диктат, тебе диктуют сорок минут, а ты должен восторгаться и воспарять, и падать, и разбиваться…

      Осточертели, мамочка, эти американские горы уже в юности (романы-жан-кристофы, историческая живопись аля утро стрелецкой казни, оперы-лоэнгрины, первые концерты, седьмые симфонии).

      А репетиция – подготовка – это то, что люди уже почти и забыли после сотен парадных-королевских-торжественных и торжественнейших концертов – это живая музыка, игра, игра на рояле и других инструментах, чудесный теннис, где не только дирижер неистовствует и его музыканты наяривают, но и сами Чайники-Рахманы-БетховЕны по площадке бегают в коротких штанах, и мы, слушатели, вместе с ними. Убежден, что крохотными лучезарными кусочками, твоя репетиция была лучше премьеры…

      Белого дуплетом в угол!

      Мне люба только литература-репетиция.

      С английским языком я тебе помочь не могу – когда-то болтал свободно, а потом немецкий его из моей головы выдавил.

      Если ты не забудешь золотые правила мемуариста, то и без меня справишься:

      Поменьше размышлений (это мыло)!

      Рассказывай истории – малые и большие – как будто они произошли с тобой, сухо, кратко. Пиши прямо то, что хотел написать, не финти.

      Старайся избегать оценок. Пусть читатель делает выводы сам.

      Описывай подробности со смаком.

      Относись иронично к самому себе. Не жалуйся. Щади других.

      Но если бьешь, то насмерть.

      Был на свете такой-сякой… Симеонов-Пищик.

      …

      Восьмое марта близко, близко…

      Эти, пахнущие папиросами Беломор, совейские сантименты – отвратительны и у Р.

      У него, человека, постоянно живущего в России – как и у многих других – есть специфические девиации сознания. Несмотря на то, а может быть и потому что – он их каталогизирует, собирает и даже ими литературно вдохновляется.

      Домашняя библиотека, табуретка, прокуренная кухня, непрекращающееся соревнование альфа-острословов, примитивная архитектура, регулярное самопознание перед сном, удушающая атмосфера третьего Рима… – это бытие определяет сознание россиян.

      Перенасыщенная интеллектуальными миазмами проза.

      Тараканье ристалище.

      Соцарт на крови.

      Епиходов биллиардный кий сломал!

      У вас руки белые-белые.

      Бессмертие было бы адом.

      То, что мы называем жизнью, возможно только при условии постоянной сменяемости – клеток, организмов, правительств, народов, государств, цивилизаций. И цель и смысл жизни – не ты сам, не твое творчество, здоровье и счастье, и даже не здоровье и счастье других, лучших чем ты, не звено цепочки и не сама цепочка, а только вечное обновление…

      Поэтому так смешны попытки стареющих художников и писателей построить для себя нечто вроде