Танец смерти. Линкольн Чайлд

волокно, блестящее, и цвет странный: темно-лиловый, почти черный, цвет баклажана. Веревка, снятая с шеи, свернута в тринадцать петель, и таких странных петель Хейворд никогда не видела: толстые, словно кишки, сплетенные в немыслимый узел. В другом мешке, поменьше, лежала веревка, которой Дюшану связали запястья. Хейворд сказала сотрудникам, чтобы они обрезали веревку, но не узел. Этот узел выглядел почти столь же экзотично, как и тот, что сняли с шеи.

      – Вы только посмотрите, – присвистнул Синглтон. – Огромные, толстые, идиотские узлы.

      – Я бы с вами не согласилась, – ответила Хейворд. – Попрошу специалиста посмотреть в базе ФБР все, что у них есть по узлам. Тут необычный случай. Веревка, на которой он повис, посередине была частично подрезана острым ножом, возможно, бритвой.

      – Вы хотите сказать… – Синглтон замолчал.

      – Да. Веревка должна была порваться, как это и произошло.

      Они еще немного постояли возле странной веревки, слабо поблескивающей в свете лампы.

      Женщина-полицейский, ответственная за вещдоки, деликатно кашлянула.

      – Прошу прощения, капитан, – сказала она. – Могу я это забрать?

      – Конечно.

      Хейворд отошла в сторону, а женщина осторожно уложила мешки в ящик на колесиках, запечатала его и покатила к входной двери. Синглтон посмотрел ей вслед.

      – Что-нибудь украдено? Драгоценности, деньги, картины?

      – Ничего. У Дюшана в кошельке было около трехсот долларов, а на туалетном столике несколько действительно дорогих драгоценностей. Ни к чему не притронулись.

      Синглтон заглянул ей в глаза:

      – А чувство беспокойства, о котором вы говорили?

      Она не отвела взгляд:

      – Я в самом деле не могу ни за что зацепиться. С одной стороны, все выглядит очень уж ясно и правдоподобно, словно инсценировка. Преступление совершено мастерски. Однако в нем нет никакого смысла. Зачем бить человека по голове, а потом врачевать его раны? Зачем надевать на шею петлю, заставлять прыгать из окна, намеренно ослаблять веревку? Какие слова могли побудить Дюшана выпрыгнуть из окна? И самое главное: зачем понадобились такие сложности, чтобы убить невинного художника, пишущего акварели, человека, за всю свою жизнь и мухи не обидевшего? Мне кажется, что за этим преступлением стоит глубокий и тонкий мотив, о смысле которого мы даже еще и не начали догадываться. Я уже привлекла к этому делу психолога. Надеюсь, он нам что-нибудь подскажет. Ведь если не узнаем мотива, убийцу нам не отыскать.

      Глава 12

      На мгновение д’Агоста застыл от шока и недоумения. Голос был знакомым и в то же время чужим. Инстинктивно он попытался снова заговорить, но рука в перчатке зажала ему рот еще сильнее.

      – Тсс…

      Двери лифта открылись с тихим звоном. Швейцар, по-прежнему крепко удерживая д’Агосту, осторожно высунулся, посмотрел направо и налево. Затем тихонько подтолкнул д’Агосту в вестибюль и повел его чередой узких коридоров с окрашенными желтой краской стенами и высокими потолками.