Слава России. Елена Владимировна Семёнова

обязаны ему. Но княгине, – он подобострастно взглянул на Улиту, – мы теперь обязаны большим! А посему будем служить ей, а не князю.

      – Иудина душа! – возмутился Захария. – Жид – известное дело, он и Христа распял! Как вы можете доверять этим разбойникам? Ведь назавтра они предадут княгиню и вас также, как сегодня предают своего князя!

      – Напрасно ругаешься, боярин, – елейным голосом возразил Ифраим, склоняясь мясистым носом к Захарии. – А разве ты сам не был облагодетельствован князем? Не был другом его и ближайшим соратником в сражениях? А теперь ты готов обагрить меч его кровью? Чем же ты, боярин, лучше меня, убогого палестинца? И, может, это не я, а ты назавтра предашь нашу возлюбленную княгиню? Или уже прямо отсюда, с нашей вечери, бросишься к князю каяться и доносить на нас?

      – Прочь, дьявол! – Захария вскочил на ноги и резко оттолкнул жида. – Никогда не смей говорить со мною так, не то поганая кровь твоя прольется прежде княжеской! Иудин грех я уже взял на свою душу, так, – обернулся он к Кучковичам. – Но дважды Иудой не стану. С вами пойду до конца…

      – Тогда поклянемся все в этом! – воскликнул Петр. – Поклянемся, что все пойдем до конца!

      Шесть голосов повторили клятву, и эхом повторилась она в ночной тишине. Последней клялась княгиня.

      – Клянусь, что пойду до конца. Клянусь, что исправлю все те злодейства, что сотворил мой изверг-муж. В память невинно убиенных отца и брата!

      – Да будет так, сестра, – Яким обнял ее за плечи. – Скоро ты займешь княжеский стол, и, верю, слава твоя не уступит славе премудрой княгини Ольги! Новою Ольгою нарекут тебя, сестра, наши летописцы, и прославят твое имя в веках благодарные потомки.

      – Однако, как же мы сделаем это? – спросил Петр, наполняя кубок. – Нас мало, чтобы сражаться.

      – Сражаться не придется, – покачал головой Ифраим. – Князь ночи напролет проводит в храме, там никого не бывает с ним, кроме отрока Порфирия.

      – Безумие! – снова попытался возражать потрясенный кощунством Захария. – Уж не хотите ли вы осквернить злодейством Божий храм?!

      – Убить изверга – не злодейство, а Божие дело! – вспыхнула Улита, поднявшись.

      – Обагрить алтарь кровью – Божие дело? Опомнитесь! Ведь мы же христиане, а не поганые язычники!

      – Довольно, боярин! – Петр положил могучую руку на рукоять меча. – Ты дал клятву. И если желаешь нарушить ее, то отсюда ты не выйдешь.

      – Я уже сказал, что дважды Иудой не стану… – откликнулся Захария, поникнув. Впервые мелькнула в его голове мысль, что, может, и лучше бы было броситься в ноги князю и донести обо всем. Ведь не зверь же он и не станет сечь покаянную голову! Ведь столько лет служил ему Захария верой и правдой, и в Рутском сражении бились они плечом к плечу. Мыслимое ли дело в Господнем храме убить человека? Убить своего князя, на молитве, пред очами Божиими предстоящего?

      – В храме хранится меч Святого Глеба, – вспомнил Яким. – Князь уже стар, но крепок мышцею, и нам не стоило бы вступать с ним в схватку.

      – Я