Волшебники. Начало. Книга 2. Роман-сказка о будущем и прошлом нашей планеты. Михаил Лекс

раздались аплодисменты. Все посмотрели на аплодирующих. Ими оказались серафимы. А Фёдор Михайлович в этот момент громко высморкался в носовой платок и, виновато оглядываясь и тихо извиняясь за причиненное беспокойство, убрал платок во внутренний карман пиджака, предварительно протерев им свои покрасневшие и слезящиеся старческие глаза.

      – Браво, Ил Луирим, – сказал Михаил.

      – Ил Луирим – бис, – сказал Гавриил.

      – Ил Луирим встал и поклонился в сторону серафимов. После чего снова сел.

      – С какой стати, господин адмирал, Вы обозвали меня обезьяной? – спросил Житковский.

      – Мама дорогая! – воскликнул изумленно Шкуро. – Скромник наш очнулся наконец-то. Дошёл до него смысл мною сказанного наконец-то. Да как ты, бракодел и бабник, склочник и сплетник, интриган и вор, смеешь здесь ещё голос свой повышать? – суровым шёпотом спросил Шкуро. Вопрос свой адмирал задал очень тихо. Но от этого вопрос прозвучал так страшно, что у всех мурашки по коже побежали. – Ты, который в вечернюю смену умышленно портил работу своих товарищей; ты, который воровал с завода цветной метал; ты, который изменял жене с проститутками и подхватил от них какую-то болезнь и заразил этой болезнью свою жену; ты, который умышленно исправлял чертежи, когда изготавливал брак, а всю вину при этом сваливал на технологов; ты, который бракованные детали утаскивал с завода и выкидывал в Неву… А знаешь ли ты, что тот самый латунный корпус, который ты запорол и выкинул, три месяца искали по всему заводу? Весь завод лишили премии за квартал. Начальник участка получил выговор. Начальник цеха месяц провалялся с инфарктом. Ты знаешь, сколько тот корпус стоил? Сорок пять миллионов, вот сколько.

      – Я не виноват, – заорал Житковский. – Это всё технологи. Они в чертеже не указали, что к сверлению сквозного отверстия необходимо проявить большее внимание. Вот я и просверлил его насквозь, вместо того, чтобы просверлить его на глубину двенадцать миллиметров.

      – Так почему было не сказать о том, что ты запорол деталь, мастеру? – орал Шкуро. – Ведь её можно было исправить. Там дел-то на три копейки. Снесли бы на сварку и заварили отверстие и ты бы просверлил новое.

      – Да? Новое? – орал в ответ Житковский. – А думаете приятно признаваться в своём непрофессионализме? Думаете, это так легко сказать, что ты невнимателен, что ты не умеешь читать чертежи, что ты не способен просверлить без ошибок простую глухую дырку?

      – Может, это и неприятно, – сказал Шкуро, – и даже, скорее всего, это неприятно. Но в таком случае, господин Житковский, не удивляйтесь, что я назвал Вас обезьяной. Поскольку Вы и есть самая настоящая обезьяна. Официант, – заорал Шкуро, – примите заказ.

      – Слушаю Вас, господин адмирал, – сказал официант.

      Глава тридцать первая

      Но Шкуро не спешил делать заказ. Шкуро думал. Он думал, глядя куда-то сквозь официанта.

      – Гайдар Тимурович, – сказал президент через пять минут