Хаджи-Мурат. Избранное. Лев Толстой

или треть жалованья.

      – Нет, извините, – говорил полковник, – прежде началось на левом фланге. Ведь я был там.

      – А может быть, – отвечал Калугин, – я больше был на правом; я два раза туда ходил: один раз отыскивал генерала, а другой раз так, посмотреть ложементы пошел. Вот где жарко было.

      – Да уж, верно, Калугин знает, – сказал полковнику князь Гальцин, – ты знаешь, мне нынче В… про тебя говорил, что ты молодцом.

      – Потери только, потери ужасные, – сказал полковник тоном официальной печали, – у меня в полку четыреста человек выбыло. Удивительно, как я жив вышел оттуда.

      В это время навстречу этим господам, на другом конце бульвара, показалась лиловатая фигура Михайлова с повязанной головой.

      – Что, вы ранены, капитан? – сказал Калугин.

      – Да, немножко, камнем, – отвечал Михайлов.

      – Est-ce que le pavillon est baissé déjа́?[49] – спросил князь Гальцин, глядя на фуражку штабс-капитана и не обращаясь ни к кому в особенности.

      – Non pas encore[50], – отвечал Михайлов, которому хотелось показать, что он знает и поговорит по-французски.

      – Неужели продолжается еще перемирие? – сказал Гальцин, учтиво обращаясь к нему по-русски и тем говоря – как это показалось штабс-капитану – что вам, должно быть, тяжело будет говорить по-французски, так не лучше ли уж просто?.. И с этим адъютанты отошли от него. Штабс-капитан так же, как и вчера почувствовал себя чрезвычайно одиноким и, поклонившись с разными господами – с одними не желая сходиться, а к другим не решаясь подойти, – сел около памятника Казарского и закурил папироску.

      Барон Пест тоже пришел на бульвар. Он рассказывал, что был на перемирии и говорил с французскими офицерами, что будто один французский офицер сказал ему: «S’il n’avait pas fait clair encore pendant une demi-heure, les embuscades auraient éte´ reprises»[51], – и как он отвечал ему: «Monsieur! je ne dis pas non, pour ne pas vous donner un de´menti»[52], и как хорошо он сказал и т. д.

      В сущности же, хотя и был на перемирии, он не успел сказать там ничего особенного, хотя ему и ужасно хотелось поговорить с французами (ведь это ужасно весело говорить с французами). Юнкер барон Пест долго ходил по линии и все спрашивал французов, которые были близко к нему: «De quel re´giment êtes-vous?»[53] Ему отвечали – и больше ничего. Когда же он зашел слишком далеко за линию, то французский часовой, не подозревая, что этот солдат знает по-французски, в третьем лице выругал его. «Il vient regarder nos travaux ce sacré…»[54] – сказал он. Вследствие чего, не находя больше интереса на перемирии, юнкер барон Пест поехал домой и уже дорогой придумал те французские фразы, которые теперь рассказывал. На бульваре были и капитан Зобов, который громко разговаривал, и капитан Обжогов в растерзанном виде, и артиллерийский капитан, который ни в ком не заискивает, и счастливый в любви юнкер, и все те же вчерашние лица и все с теми же вечными побуждениями лжи, тщеславия и легкомыслия. Недоставало только Праскухина, Нефердова и еще кой-кого, о которых здесь едва

49

Разве флаг уже спущен? (франц.)

50

Нет еще (франц.).

51

Если бы еще полчаса было темно, ложементы были бы вторично взяты (франц.).

(франц.).

52

Я не говорю нет, только чтобы вам не противоречить (франц.).

53

Какого вы полка? (франц.)

54

Он идет смотреть наши работы, этот проклятый… (франц.)