Волки купаются в Волге. Емельян Марков

холсту раз, другой, словно наносил заключительные мазки. Законченность его угнетала, он, если не резал – записывал свои картины; он не был уверен в себе, потому что плохо знал себя.

      Уничтожив портрет, Узлов уставился на Витю. Витя смотрел на Узлова с равнодушной печалью. Узлов случайно поймал этот взгляд. Витя затаился, засуетился:

      – Транспорт начинает ходить в половину шестого. Жалко выпить нечего.

      Он сел на кровать, забормотал:

      – И то сказать!.. Нужен ли ей Платков? – Витя говорил и постепенно ложился, подтягивал ноги, закрывал глаза. – … Сегодня ей его лиловая рубашка понравилась, завтра понравится человек в голубой рубашке…

      Тут Витя заснул.

      Саша остаток ночи курил на кухне, прикуривал одну от другой, сухо сплевывал на шафранный большой палец табачные крошки: он покупал сигареты без фильтра.

      В пять часов он растряс Витю, тот сквозь сон ему улыбнулся. Когда совсем проснулся, опять сделался чрезмерно серьезен.

      – Да, надо ехать.

      На улице под ногами скрипел снег, дворники еще не вышли. Первым транспортом доехали до платформы. Здесь было очень тихо и очень холодно. Подошла тусклая электричка. Дорога прошла в молчании, за окном загорались размытые огоньки.

      – На следующей, – лишь сказал Витя.

      Саша кивнул.

      Они сбежали с платформы, пошли лесом.

      – Далеко тут? – спросил Саша.

      Витя не ответил, он смотрел вперед. Саша проследил его взгляд и увидел Марину. Еще издалека она помахала им рукой в белой вязаной варежке.

      – Ба! Ребята!

      – Значит, всё? – спросил Саша, когда она подошла.

      – Что, всё?

      – Легла с другим?

      – Почему «легла»? Я сегодня вообще не ложилась. Очень спать хочется. Всю ночь проговорили. Наговорили на лагеря!

      – Он сказал, – Саша указал на Витю.

      Витя пристрастно рассматривал лес, ветки.

      – Ты ему поверил? – удивилась Марина. – Как ты мог ему поверить? Как ты мог хоть на секунду представить…

      Саша упал на колени.

      – Прости, прости! Действительно, как я мог… Как я мог!

      Марина вздрогнула, ее лицо стало жестче.

      – Встань, – сказала она. – Как ты можешь так унижаться? Жена все-таки не ночевала дома, а ты на коленях перед ней.

      Саша встал по-звериному: быстро и вместе тяжело. Ударил по замазанному снегом стволу липы кулаком так, что сам весь разом как поседел.

      – Скажешь, не легла? – покосился Витя со значением, даже таинственно. Таинственно, потому что не совсем понимал, о чем говорит. У Вити никогда не было женщины.

      – Как же я могла лечь, сам подумай! – громко ответила Марина. – У Платкова же, с позволения сказать, триппер.

      Пошли к платформе. Марина и Витя шли впереди, о чем-то говорили, смеялись. Саша порядочно отстал.

      – Эй, догоняй! – крикнула ему Марина своим высоким детским голосом.

      Саша остановился, закурил суетливыми