Волки купаются в Волге. Емельян Марков

ходит, скрипит половицами, белая майка плавает в темноте. Где он теперь? Ищи-свищи.

      Наталья впрямь решила свистнуть. Как научил Лешкин отец. Заложила пальцы в рот, но вспомнила о сыне, – о родителях Наталья сейчас не думала, – вытерла губы тыльной стороной руки. Геннадия тоже, конечно, жалко, она бы и пожалела его, если бы он не свалился. А то что же? Проходу мужику не дают, смеются. Зайдет в магазин, смеются, выйдет из магазина, громче смеются, рыбачить пойдет, и то рыбаки посмеиваются. А над чем тут смаяться? Слишком серьезный, сосредоточенный, вот и смеются. Но как же не быть ему серьезным? Ведь, если улыбнется только, как ей сегодня, скукожит вечно небритые щеки, глянет лукаво, так ему морду бить начинают. И хоть не часто бьют, больше смеются, все равно сердце саднит, глядючи, как Гена капает кровью с лица и очки на земле ищет. Лишь в безлюдных местах, когда идет он по дороге своей странной, словно на каждом шаге ступает с обрыва, походкой, он, не остерегаясь злого человека, улыбается сам с собой и с бессмысленной радостью смотрит на тусклый дорожный песок. Дурачок, конечно, но зато все фильмы наизусть знает.

      В окно постучали, Наталья открыла створку. Под окном топтался, пускал табачный дым через плечо Сашка. Сегодня он пилил дрова бензопилой возле своего забора, а теперь стоял под чужим окном. Сашка опасный мужик, черный, синеглазый, с волосатыми руками. Он сидел за убийство.

      – Тебе чего? – спросила Наталья.

      – Идем купаться, – злобно сказал Сашка.

      – Ты чего, сдурел?

      – Идем, говорю. – Сашка усмехнулся, сверкнул глазами.

      – Да какое сейчас купание?

      – Нормально, – отвернулся Сашка, – идем. Сейчас, это, кувшинки цветут. Красота!

      – Ночью на реке прохладно, и комарье. У меня нежная кожа… – незаметно для себя вовлеклась в разговор Наталья.

      Сашка хохотнул. От его смеха Наталья вздрогнула. Смех влек к себе и в то же время был неприятен, словно Сашка чужой, из другого поселка, из другого мира.

      – Ладно, уговорил, черт. Сейчас выйду.

      Наталья набросила на плечи большой материн платок, прикрутила лампу, наклонилась к Алеше.

      – Волки купаются в Волге, – тревожно пробормотал сын, хотел сесть во сне, но мать удержала его.

      – Какие волки, ты что, сынок? – она припала на одно колено.

      Алеша спал. Мать прижалась к нему, потом поправила одеяло, подошла к окну.

      – Эй ты, слышишь? Уходи отсюда!

      – Ты что, Наташка! Играть со мной вздумала? – люто прошептал Сашка.

      – Пошел, говорят тебе!

      – Пошел, говоришь? Да я ведь жизнь свою хотел тебе рассказать…

      – Знаю я твою жизнь.

      – Что ты знаешь? – медленно спросил Сашка.

      Наталье показалось: не в окно она вглядывается, а в колодец. Сашка коротко осмотрелся по сторонам и сказал:

      – Ничего ты обо мне не знаешь. Ладно, Наташка. Раз гонишь меня, пойду с киномехаником дружбу сведу, а то что ж он один да один, а, должно