Вначале было слово. Борис Берлин

Точка…

      Он

      …Скоро четыре. У меня нет часов, но есть звуки, по которым учишься определять время довольно точно. Завтра уже наступило и превратилось в сегодня. Всего несколько часов и…

      Полтора года я не видел женщины, а она, Марта, не видела – меня.

      И у меня дрожат руки. Потому, что это – долго. Очень долго. Мы могли бы встречаться гораздо чаще. Но между тем, что говорит закон и лагерное начальство…

      Я ее почувствую. Сначала – кончиками пальцев – ее дрожь, ее всхлип, ее кожу. Потом… всю ее почувствую и через нее – себя и время, которое все-таки движется…

      – Сколько времени? – шепчет она во сне.

      – Без нескольких часов вечность – отвечаю я. – Спи, моя радость. Увидимся завтра.

      Увидимся зав…

      Здесь текст обрывается.

      Эту тетрадь я нашла в почтовом ящике через год и два месяца после Мишиной смерти. Я не знаю, как она там оказалась. Со мной никто не пытался связаться ни до, ни после. Но все тексты написаны его рукой, его почерком. На обложке надпись: «Сказки для Сонечки». Кроме той, которую вы только что прочли, в тетради еще шесть:

      «Сказка про почти», «Зимняя сказка», «Дождливая сказка», «Сказка про слишком», «Небесная сказка» и «Счастливая сказка».

      Вот они – все. Читайте…

      Сказка про почти

      …Они-таки вымокли насквозь, до нитки, и теперь, вместо того, чтобы целоваться, почти бежали прямо по лужам, оглядываясь и ища, где укрыться.

      – Вон кафе, видишь?

      – Ага, побежали…

      Внутри было чисто и, самое главное – тепло. У стойки сидел бородатый мужчина и задумчиво смотрел в свой стакан. Стакан был пуст. В дальнем углу – молодая парочка, уставившаяся в открытый ноутбук. Больше никого не было. На бармена, как обычно протиравшего бокалы, они просто не обратили внимания. Они уселись за крохотный столик в углу у окна и сразу же принялись трогать друг друга глазами. Они умели это очень хорошо, и потом, это было приятно – обоим. Когда-то, в самом начале, она даже заикалась от волнения, ощущая на себе его взгляд.

      – Ну и что – теперь?

      – Не знаю. Хорошо бы выпить чаю. Хочешь чаю?

      – Ты же знаешь, я всегда хочу того же, чего и ты. Ну…

      Чай был – ничего особенного, зато горячий.

      – Хочешь еще?

      – Нет, спасибо.

      – Тебе пора?

      – Если только к тебе…

      – У нас с тобой через час свидание. Ты не забыла?

      – У нас свидание длиной в вечность. Но я все равно помню…

      – Это очень хорошо. Я бы не хотел причинять неудобства и осложнять тебе жизнь.

      – Ты и так мое главное осложнение. Непроходящее и неизлечимое…

      На мокрый подоконник уселся воробей, отряхнулся и, наклонив голову, уставился на них через окно.

      – Жалко, что я не воробей…

      – Ты – как раз воробей, а я тебя поймал и держу.

      – Отпусти, а?

      – Не могу. Правда – не могу. Не из-за себя, из-за тебя самой, понимаешь?

      – Понимаю, да…

      – Ну вот. То-то же…

      За