Svetlyi drive. Даша Матвеенко

сразу заметила, как он застыл перед электронным табло, где светились время и сегодняшнее число.

      То ли его поразил масштаб изображения, то ли тот факт, что внешний мир вторил моим попыткам достучаться до него, но по выражению его лица я догадалась, что он приближается к какой-то степени принятия. «Табло находится в стадии настройки», – смеялась я про себя и мечтала, что за это время мы сблизимся, и я смогу объяснять ему такие шуточки. Это были лучшие планы на ближайшую жизнь.

      Он медленно развернулся ко мне, вытирая лоб рукой, и удивительно ясным голосом, так не совпадавшим с его состоянием, произнес:

      – Неужели это правда?

      Я улыбнулась, удерживаясь, чтобы не тронуть его за плечо.

      – Помните, как говорил Дельвиг: если три человека сказали тебе, что ты пьян, то пора лечь спать. Действительность подтвердила вам мои слова дважды – может быть, стоит прислушаться?

      – Откуда вам это известно? – уже без прежнего недоверия, каким-то живым, почти предающимся тоном обратился он ко мне.

      Он еще ничего утвердительного не сказал, а мне уже уверенно казалось, что в нем будто случился щелчок, что внутри него что-то согласилось с происходящим. Что он готов был принять мир, в котором остались имена дорогих ему людей и какая-то связь с ними. И я возлагала, быть может, завышенную, но такую живительную надежду, что моя маленькая роль в этом тоже есть. Что я, даже не изыскивая слов, нечаянно стала этим необходимым для него проводником между эпохами. И это рождало совсем несметную и сверкающую мысль о том, что он сможет принять и меня.

      – Ваша переписка с Пушкиным опубликована. И все, что написал Пушкин, – тоже, значит, этот мир по определению не может быть плохим.

      – Склонен согласиться с вами, раз так, – улыбался он одними глазами, а я кусала губы от радости и красоты происходящего. – Простите, если невольно обидел вас недоверием… и был мало учтив, – даже потупился он.

      – Полно, что вы, да я бы на вашем месте… одним словом, вы образец сдержанности, слишком удивительный для этого мира, – попыталась я взять с него в этом пример. – Но я вижу, как вы устали – и от волнений, и с дороги – и я, признаться, также. Надеюсь, вы не откажетесь стать моим гостем… хотя бы на сегодняшний день? – мне было ужасно неловко произносить эти слова – по сути, у него не было выбора, а я пользовалась этим, и не могла честно сказать, что мне ничего от него не нужно…

      – Мне, право, крайне неловко будет еще и стеснять вас, – начал он так неуверенно, и я почувствовала, что это была лишь формальность. Быть может, на языке его времени – совершенно необходимая перед тем, как согласиться. Но я была не настолько искушена в нем, чтобы мастерски ответить что-то уместное в таком случае.

      – Поверьте, вы очень обяжете меня, если сейчас мы поедем в сторону дома. Боюсь, поиски другого пристанища для вас могут занять немало времени, особенно в такой час, – говорить ему о том, что без паспорта у него вообще не выйдет никуда вписаться, я не рискнула.

      То ли моя интонация, то