Три часа утра. Ирина Минаева

но… Здесь ведь много… специалистов по интерпретации! Мне, конечно, плевать на них, только Олега жалко…

      Юлий смотрел на неё и снова, уже в который раз, возвращался мыслями к тому сентябрьскому субботнему вечеру, когда он ехал – уже ехал! – к ней, трясся в грязном, полутёмном вагоне и думал с замиранием сердца о предстоящей встрече. А она сидела в это время у окошка с антологией английской поэзии и ждала, а может, не ждала возвращения Сладковского из бани (!). Если бы он сумел приехать всего на один день раньше…

      – А хозяйка тогда скоро пришла? – неожиданно для себя самого спросил Юлий каким-то чужим, полуофициальным тоном.

      – Какая хозяйка? – Маша взглянула на него с недоумением и тут же поняла. – Да, скоро… минут через пять.

      – Как же это вы… за пять минут всё успели? – Юлий знал, что не должен касаться их отношений, тем более лезть с расспросами так грубо, почти цинично, но он чувствовал – дальше так продолжаться не может, пусть будет хуже, но ясно до конца.

      Маша не возмутилась и не обиделась. Она просто сказала:

      – Ты знаешь, тогда мы почти ничего не успели. У меня потом целую неделю – до следующего воскресенья – даже в мыслях не было, что я его люблю. Я об этом никогда никому не рассказывала. Тебе… если хочешь.

      Юлий помолчал, отбросил волосы со лба и сказал:

      – Хочу.

      12

      Дело было примерно так. Сладковский зашёл в комнату, долго думал, здороваться или нет, потом всё-таки процедил что-то типа: «Добрый вечер». Маша, почему-то потеряв дар речи, оторвалась от книги, кивнула ему и снова уставилась в недочитанное стихотворение Китса.

      – А где хозяйка? – спросил Сладковский, бросив у порога фирменный пакет с вещичками.

      – Не знаю, – ответила Маша, по-прежнему демонстрируя абсолютную поглощённость чтением.

      Она надеялась, что Олег Владимирович, увидев, что человек занят делом, не будет вступать ни в какие разговоры, но получилось как раз наоборот. Он подошёл, по-хозяйски глянул на обложку и небрежно сказал:

      – О! Антология английской поэзии? Вы разве литературу ещё не сдали?

      – Сдали, – сказала Маша тоже не слишком приветливо. – Мне, видите ли, нравится кое-что из английской поэзии!

      Сладковский скользнул скептическим взглядом по раскрытой странице и, отходя, процедил сквозь зубы:

      – «Где взять мне сил для облинявших крыл…»

      – Что? – переспросила несколько удивлённая Маша.

      – Не что, а кто, – надменно поправил Сладковский. – Джон Китс.

      Этих строк на раскрытой странице не было, но Машу они заинтриговали.

      – А дальше? – тихо спросила она.

      Сладковский уселся на лавку и продекламировал с тем же скучающе-скептическим выражением:

      Где взять мне сил для облинявших крыл,

      Чтоб снова воспарить под облака

      И унестись от Купидона – ввысь,

      Как от порхающего мотылька…

      – Купидон – это, кажется, бог любви? – уточнила Маша в жуткой растерянности. – А почему надо от него… уноситься?

      Этот