Полярник. Александр Бруссуев

билеты с милой печатной формой об увольнении в запас и подтвердительными печатями.

      Внезапно на самом въезде в город машина остановилась. Мы повылазили на улицу. Стоял теплый безветренный украинский вечер. Начинало смеркаться, насекомые и птицы постепенно переставали оглашать окрестности своими нечленораздельными воплями, а гвардии прапорщик Передерий решил выпить пивка после напряженного дня. Чуть вверх по дороге гостеприимно блестел слабой подсветкой бар, где обменивались впечатлениями хозяева жизни – человеки.

      Васька сказал нам, что на полчасика отлучится, и неторопливой походкой быка– чемпиона – осеменителя, правда, с которого в одночасье внезапно удалились все мускулы, отправился на огонек. Цыган заволновался. Мы закрутили ногами, руками, головами, разминаясь после неудобных сидушек. Стороннему наблюдателю могло показаться, что поздним вечером мы делаем утреннюю гимнастику. Но нам было наплевать, ведь с этого вечера мы вновь становились гражданскими людьми!

      А Цыган нервничал все больше. Мы-то с ним не разговаривали, потому что он не умел говорить, а если и умел, то совсем на незнакомом современному человечеству языке. Был он родом из каких-то неведомых гуцульских краев. Когда истекли пятнадцать минут нашего пит – стопа, Цыган в сердцах махнул рукой и, бешено вращая своими коричнево – красными, глазами заспешил к заведению, укрывшему от нас сопровождающего.

      – Куды, твою мать? – напутственно сказал Карачан.

      Но дверь за нашим водителем уже закрылась.

      Не прошло и минуты, как она снова открылась, и Цыган выбежал обратно, промчался мимо нас, залез в кабину шестьдесят шестого и там затих. Мы не успели никак среагировать, как дверь снова открылась и, получив где-то на выходе значительное ускорение, в нашем направлении выбежал Васька – Бык собственной персоной. Он бежал под горку, наращивая первоначальную скорость. В какой-то торжественный момент ноги его не справились со своими функциями, и Бык полетел. Жаль, только недалеко – все-таки птицей он не был, хотя и вдохновенно махал руками, как крыльями. Приземлился он в пыль всем туловищем одновременно и остался лежать. Следом, пущенная чьей-то меткой рукой, вылетела фуражка.

      Мы с Карачаном переглянулись, ожидая худшего, но из бара никто больше не появился, чтобы добить. Прапорщик лежал, как при учениях про атомный взрыв: без движения, в густой пыли и ногами к эпицентру. Пришлось ласково потрепать его ногой по плечу:

      – Товарищ прапорщик! Вы живы?

      – А то, нахер блин!

      – Полезли в машину, а? Мы вас сейчас домой отвезем, – ласково, как обосравшемуся ребенку проговорил Карачан.

      Но Васька – Бык утратил интерес к беседе, он улыбался своим неведомым простому смертному прапорщицким грезам.

      – Мда, придется тащить Быка в кунг: ты за рога, я за копыта, – почесал голову я.

      – Слушай! – возмутился Карачан, – мы же все-таки уже гражданские люди. Пусть Цыган надрывается, а мы ему поможем.

      И пошел к кабине, где наш шофер все