Полярник. Александр Бруссуев

положено.

      – Ну-ну, – сказал Грабовский и жестом руки отпустил нас.

      Мы сходили к штабу, постояли навытяжку перед дежурным офицером, но тому было не до нас – трепался с кем-то по телефону. И, судя по тому, что не употреблял связующих слов, разговаривал с девушкой.

      На выходе из штаба нас поджидал Грабовский. Специально ради нас, что ли, вернулся? Он даже, как будто, слегка удивился.

      – Доложились?

      Мы вяло пробормотали свое «так точно».

      – Хм, ну, тогда дыхни! – сказал он Лехе. У того глаза округлились, ноздри раздулись. Я понял, что мой коллега моментально взбесился. Он дыхнул на майора так, что у офицера чуть фуражка с головы не упала.

      Неслабый, наверно, был запашок!

      – Мда, – пробормотал Грабовский, – свободны!

      Мы пошли в казарму, где добрый Нурик уже в приватной беседе с дежурным по роте предположил, что нас замели, и майор Грабовский в этот момент расстреливает нас из своего именного парабеллума.

      Странным он нам показался, этот Грабовский. Другой на его месте уже давно бы нас по этапу пустил. Потом мы узнали от ветерана афганской войны прапорщика Васьки Ерхова, что этот странный офицер довольно много времени провел под знойным солнцем в пригороде Кабула, причем не в штабе.

      Теперь он во всей своей красе предстал перед Шамраем и мной.

      – Так, – сказал начальник штаба. – Было ли какое-то распоряжение по МО касаемо увольнения студентов?

      – Так точно, товарищ полковник, было. Но оно относилось к осеннему призыву, – четко и уверенно ответил майор.

      – А на этого, – Шамрай кивнул на меня, – письмо из института не поступало?

      – Очень может быть, – несколько фривольно сказал Грабовский. – Но командира дивизии на месте нет, поэтому содержание письма неизвестно.

      – Говорит, что институт ходатайствует об увольнении в запас из-за какой-то там плавательской практики.

      Но Грабовскому стало уже все равно, он всем своим видом выражал готовность уйти:

      – Разрешите идти?

      – Свободен! – кивнул полковник и, когда дверь полностью затворилась, добавил, – пижон!

      Я стоял и смотрел в окно, Шамрай в это время посмотрел на часы и поднялся из-за стола.

      – Так, говоришь, из автослужбы ты?

      Я не успел выразить свое Уставное согласие, а начштаба уже накручивал телефон.

      – Здорово, здорово, прапорщик! – сказал он в трубку.

      Я весь напрягся, просто превратился в одно большое ухо: если на том конце провода Муса, наш командир ОРМ (отдельной ремонтной мастерской), то мне кранты. Но рева кастрированного кабана из телефонного аппарата не зазвучало. А уж Муса бы обязательно завопил что-то типа: «Товарищу полковнику! За время вашего отсутствия ничего не произошло. Все ОРМ на одно лицо!»

      – Слушай, Гапон, сколько у вас осталось дембелей?

      У меня невольно вырвался вздох облегчения: прапорщик Гапон – это кремень. Хотя слова «прапорщик» и «порядочный» не сочетаются,