Отдай свое сердце!. Валерий Роньшин

кивнула Курочкина и сделала шаг вперед.

      Генка невольно попятился. Курочкина сделала еще шаг вперед. А Самокатов, соответственно, шаг назад.

      Тем временем приближался очередной товарняк. Тудух-тудух… тудух-тудух… – стучали колеса.

      Курочкина продолжала наступать на Самокатова, улыбаясь при этом какой-то застывшей улыбкой.

      – Рит, ты чего?.. – пробормотал Генка, отступая к краю платформы.

      И тут вдруг Ритино лицо мгновенно позеленело.

      – Отдай свое сердце! – завизжала Курочкина и толкнула Самокатова на рельсы.

      – А-а-а-а-а!.. – полетел Генка с платформы. Прямо под колеса товарняка.

      Глава IV. «Шуточки» подсознания

      – А-а-а-а-а!.. – продолжал вопить Самокатов. Что с ним? Где он? Да это же его комната!.. А сам он лежит на кровати… Блин!.. Значит, это был сон!.. Сон?.. Но почему так болит затылок?.. Генка нащупал на затылке здоровенную шишку. И тотчас вспомнил о царапинах на шее, появившихся после вчерашнего сна.

      А что если это никакие не сны, а глюки, во время которых он царапает себя ногтями и бьется головой о стену!

      Самокатов даже вспотел от такого предположения. И отбросил его куда подальше. Да нет же! Все очень просто: он где-то незаметно для себя оцарапался и ударился. И с кошмарами тоже все очень просто: он в инете объелся фильмами ужасов; вот поэтому кошмары и сняться.

      Но сколько Генка себя ни убеждал, все равно оба сна казались ему явью. Он даже путаться стал – что ему снилось, а что было на самом деле. Ну, то, что он в Курочкину превратился – это, конечно, сон. А вот когда он пошел в школу и спорил там с Максом насчет все той же Курочкиной – это сон или не сон?.. Вроде бы не сон… А может, сон?

      «Двойка!» – осенило Самокатова. Ему же Нестерова пару влепила!.. Генка схватил дневник, перелистал… Есть пара!.. Вот она!.. Самокатов обрадовался стоящей в дневнике двойке, как пятерке никогда не радовался. Значит, то, что было вчера в школе – было на самом деле. Он поболтал с Горохом, схватил двойбан, вернулся домой и…

      И – что?

      Генка опять встал в тупик. Потом позвонила Рита и позвала его на Фарфоровскую. Выходит, с этого момента и начался сон? Но тогда получается, что, придя из школы, он сразу же лег спать – это в три-то часа дня! – и продрых до сегодняшнего утра. Фигня какая-то… Спать он обычно ложился в десять, а с отъездом родителей – в двенадцать. Ночи, разумеется, а не дня. Да, но если он, вернувшись из школы, не лег спать и не ездил на Фарфоровскую – что же, в таком случае, он делал с трех до полуночи?

      В общем, Самокатов опять потопал в школу. Притопал. И около раздевалки встретил Горохова.

      Макс как всегда был в своем репертуаре:

      – Зацени, Самокат. Вчера на вечеринке две девчонки из-за меня подрались.

      На сей раз Генка заценивать не стал.

      – Горох, – сказал он, – я задам тебе пару вопросов. Ты просто отвечай и ни о чем не спрашивай.

      Горохов недоуменно уставился на друга.

      – Самокат, ты в последнее время какой-то прибабахнутый.

      «Будешь тут прибабахнутым», – подумал про себя Генка, а вслух спросил:

      – Ну, ты врубился?

      – Врубился,