Путешествие по ту сторону. Екатерина Островская

Регина достала из багажника огромный букет белых лилий и протянула матери:

      – Это тебе от нас.

      – Спасибо, – ответила та и снова внимательно посмотрела на Алексея. – Меня зовут Бронислава Витальевна. Но попрошу без отчества. А лучше обращайтесь ко мне, как и все близкие люди, – зовите просто Славой.

      – Не перепутай! – улыбнулась Регина. – А то назовешь Броней – станешь врагом на всю жизнь.

      – Не перепутаю, – пообещал Алексей, сердце которого сдавило от радости: Регина сказала «на всю жизнь». Неужели…

      Из дома вышел Эдуард Борисович, оказавшийся вопреки ожиданиям абсолютно трезвым. Он обнял Лешу и развернул его, словно желая еще раз продемонстрировать жене и дочери:

      – Цените! Вот такой парень!

      А потом спросил у него:

      – Как тебе моя дочь? Вы уже успели познакомиться и поговорить или ехали молча?

      – Ты такой наивный, папа… – рассмеялась Регина, шагнув к Алексею и обнимая его за шею. – Мы уже пять лет любим друг друга.

      Она быстро поцеловала Лешу и отстранилась, но руки с его шеи не убрала.

      – Это правда? – не поверил Сименко.

      – Правда, – серьезно ответил Верещагин. – Я уже пять лет люблю вашу дочь.

      – О как! – хлопнул в ладони Эдуард Борисович. – А чего стоим тогда? Прошу всех к столу!

      Глава 7

      Как изменилась жизнь! Еще совсем недавно он мыл чужие машины – не всегда, конечно, собственными руками, хотя и самому приходилось, – он был доволен всем, даже порой работой, потому что не бедствовал. Для счастливой жизни не хватало лишь малости – именно счастья. А точнее – Регины. Многие считают, что отсутствие горя уже счастье. Но как тогда назвать радость, переполняющую теперь все его существо, не дающую дышать спокойно и размеренно, заставляющую звонче и сильнее биться сердце? Ему не хватало воздуха, чтобы надышаться, не хватало слов, чтобы описать то, что распирало его изнутри, хотелось бежать куда-то и кричать от охватившего его чувства. Но Алексей лежал тихо и дышать старался беззвучно, чтобы не разбудить прижимающуюся к нему Регину. Он думал о том, что будет завтра, что будет через два дня, через неделю, месяц, через годы. Если он каждую ночь вот так же будет лежать, ловя ее дыхание, то ничего иного уже не нужно от жизни.

      Ужин был долгим и веселым. Быстро стемнело, за лапами елей блестела зеркальная поверхность засыпающего озера, отражавшего лунный свет и зеленые горошины звезд, где-то жалобно жужжал одуревший от одиночества осенний комар, над цветочными клумбами поднимался запах петуний и едва различимая полоска рождающегося тумана. Регина сидела за столом рядом с Алексеем, обнимая его и прижимаясь. Не смущаясь присутствия родителей, она время от времени целовала его и повторяла: «Я тебя люблю!», словно пыталась убедить в этом не отца с матерью, не Лешу, а себя саму.

      А потом она поднялась и протянула руку Верещагину. Тут поднялся тоже, и тогда Регина кивнула родителям:

      – Вы оставайтесь, а мы пойдем спать.

      Сименко с женой переглянулись коротко, но промолчали.

      И