Улисс из Багдада. Эрик-Эмманюэль Шмитт

прямой кишке.

      – Если болезнь не может одолеть диктатора, – шептали некоторые, – то, может, это удастся американцам, вооружающимся против него.

      – Но ведь американцы – не болезнь…

      – Как знать…

      Но не будем забегать вперед.

      2

      Пока народ мой околевал с голоду, Саддам Хусейн возводил новые дворцы.

      Еще он любил плакать и курить сигары, и никто так и не узнал, что исторгало у него слезы – дым или вторжение какого-нибудь человеческого чувства.

      – Плоть от плоти моей, кровь от крови моей, испарина звезд, сын мой Саад, я отмечаю, что со времен Навуходоносора страна моя произвела на свет много царей-угнетателей, воинственных захватчиков, равнодушных к нуждам граждан. И Саладин и Саддам Хусейн пополнили этот список. И вот, мне кажется, я нашел причину…

      – Правда?

      – Все это от пальм.

      – От пальм?

      – От пальм. Все проблемы Ирака – от пальм.

      – Ага…

      – Я бы сказал больше: пальмы лежат в основе проблем, поразивших арабский мир.

      – Смеешься?

      – Мы размышляем о политических трудностях, а они носят растительный характер. Нам трудно прийти к демократии, потому что мешают пальмы.

      Я дожидался, пока отец созреет для разъяснений: с ним любая беседа шла поворотами и зигзагами и надо было уметь смаковать саспенс.

      – Неслучайно один из первых парламентов в истории человечества возник в Исландии, возле Северного полюса, в каменистой пустыне, полной снега и льда: там не было пальм! Ты помнишь? Это было в девятом веке.

      – Помню как вчера, папа.

      – На наших широтах это, конечно, исключено.

      – Из-за пальм!

      – Из-за них, сын мой, плоть от плоти моей, кровь от крови моей, чудеснейший из двуногих, что так прекрасно читает мои мысли. У нас пальмы показывают дурной пример. Ибо как на самом деле растет пальма? Она растет вверх, только если у нее отрежешь все нижние части, – такой ценой она тянется ввысь и горделиво красуется в синем небе. Всякий арабский государь мнит себя пальмой, и, чтобы возвыситься и расти, он отрезает себя от народа, отстраняется от него, удаляется. Пальмовое дерево укрывает деспотию.

      – Допустим. И что же делать? Закупать гербициды?

      Он рассмеялся и налил нам еще чаю. В смежной комнате сестры и мать – шумные, увлеченные, не обращая внимания на наши мужские споры, – готовились к двум новым свадьбам.

      – Навуходоносор, Саладин, Хусейн… Нам не хватает посредственностей. С зари Ирака наши правители практикуют манию величия.

      – Папа, я не понимаю, что такого великого в Саддаме Хусейне!

      – Паранойя. Тут он нас всех переплюнет.

      Как будто внезапно заразившись ею, отец забеспокоился и понизил голос. Оглядев затененную комнату, в которой беседовал со мной наедине, он продолжил:

      – Никто уже не знает, где он живет и где спит, – настолько он боится покушения. На людях появляются