Летят Лебеди. Том 2. Без вести погибшие. Геннадий Анатольевич Веретельников

Ехали поездом до Гамбурга, из Гамбурга нас привезли в Данию. Потом была Норвегия. Привезли на остров в открытом море, на котором сотня домов и пристань. Да, и ещё тюрьма и рыбное производство. Мы обрабатывали свежую рыбу, потом делали из неё филе и грузили готовую продукцию на пароход. Дальше она шла на консервный завод. Как-то в один из дней был шторм и не привезли рыбу, и меня отправили с ещё одной женщиной красить вентилятор на крыше цеха. Дали нам красную краску, две кисти и два листа бумаги.

      Покрасив вентилятор, я на одном листочке нарисовала звезду, а на втором – серп и молот. Мастер пришёл проверить работу и увидел эти рисунки. Разозлился, забрал их и унёс в гестапо. Ночью нас подняли, начался обыск, проверяли нары, перетрясли личные вещи, а меня забрали в гестапо. Посадили в одиночную камеру, начались допросы. Меня спрашивали, кому я давала сигнал – английским лётчикам или норвежским партизанам? А я просто нарисовала звезду и герб своей Родины – серп и молот. Меня начали избивать. Очень больными были первые несколько ударов, до крови покусала губы, чтобы не кричать, но всё же стонала, пока не потеряла сознание.

      Так я попала в концентрационный лагерь в тридцати километрах от Осло, а потом меня перевели в лагерь, что в центре Германии. Выдали полосатое платье-рубаху и номер к платью, деревянные башмаки. Мой лагерный номер 34782, винкель – красный треугольник с буквой «Р», что означало «политическая заключённая № 34782, русская.

      Поместили в карантинный блок. Завоет сирена – подъём, всех выгоняют строиться на лагерь-аппель (проверку). Несколько бараков закреплено за одной эсэсовкой – женщиной-палачом. Они нас считают, мимоходом награждают пощёчиной, тех, кто не может стоять – пинком. Сверяют общее число. Если в каком бараке не хватает – пускают собак. И тогда найденную жертву собаки или загрызают до смерти, или её добивают и она попадает в крематорий.[76] У меня оставался сын и мне надо было выжить, и вот наконец, меня почти оставили в покое, определили в блок, для особо опасных русских, где я и должна была, по их версии тихо сдохнуть от голода, тяжёлой работы и побоев, но не тут-то было. У меня цель – побег, потому для начала я возглавила одну из подпольных ячеек комитета, который, впоследствии и организовал побег. Побег, который разработал в мелких деталях наш Командир – подполковник Бурмин. Сам он сбежать уже не мог – Аджимушкайский Ад забрал остатки его здоровья – передвигаться Командир мог только с помощью костылей, а наш дистрофический организм не позволял нести его, после совершения побега…

      Побег удался. Потом долгое путешествие в пустом вагоне в неизвестном для нас направлении. Потом девочка Одри. Потом Арман. Мы были свободны, но Родина была далеко. Сопротивление. Госпиталь. Работала не покладая сил. Потом настало время возвращения на Родину. Сводки с фронта были обнадёживающие. Львов наш. Войска уже вышли к границам СССР. Арман предоставил нам самолёт, и мы начали собираться домой. Руководил сборами наш Наум, мастер на все руки, полиглот,

76

Владелец дневника, Валентина Веретельник, моя двоюродная бабушка, не только передала мне свой дневник, который она спрятала в Севастополе в 1942 году и который лёг в основу первого тома этого романа, но и рассказала мне, как она прошла через мучительные унижения, чудом выжила в аду этой войны. Как делила свой немудрёный паёк и нары с Розой Тельман, женой Эрнста Тельмана, лидера немецких коммунистов, одного из главных политических оппонентов Гитлера. Заботилась, как это было возможно в лагере, о детях, находящихся в заключении. Как после Победы она приезжала в этот лагерь в составе Советской делегации, как стояла перед печами крематория, где ещё лежали останки человеческих тел и пепел, как дала клятву: не забывать о подлинном лице фашизма, не забывать друзей, которые не дождались этого счастливого дня свободы