Лорелея (сборник). Генрих Гейне

любви мученье.

      Любовь, мучение любви,

      В той песне смех и слезы,

      И радость печальна, и скорбь светла,

      Проснулись забытые грезы.

      Иду, иду, – широкий луг

      Открылся предо мною,

      И замок высится на нем

      Огромною стеною.

      Закрыты окна, и везде

      Могильное молчанье;

      Так тихо, будто вселилась смерть

      В заброшенное зданье.

      И у ворот разлегся Сфинкс,

      Смесь вожделенья и гнева,

      И тело и лапы как у льва,

      Лицом и грудью – дева.

      Прекрасный образ! Пламенел

      Безумьем взор бесцветный;

      Манил извив застывших губ

      Улыбкой едва заметной.

      Пел соловей – и у меня

      К борьбе не стало силы,

      И я безвозвратно погиб в тот миг,

      Целуя образ милый.

      Холодный мрамор стал живым,

      Проникся стоном камень, —

      Он с жадной алчностью впивал

      Моих лобзаний пламень.

      Он чуть не выпил душу мне, —

      Насытясь до предела,

      Меня он обнял, и когти льва

      Вонзились в бедное тело.

      Блаженная пытка и сладкая боль!

      Та боль, как страсть, беспредельна!

      Пока в поцелуях блаженствует рот,

      Те когти изранят смертельно.

      Пел соловей: «Прекрасный Сфинкс!

      Любовь! О любовь! За что ты

      Мешаешь с пыткой огневой

      Всегда твои щедроты?

      О, разреши, прекрасный Сфинкс,

      Мне тайну загадки этой!

      Я думал много тысяч лет

      И не нашел ответа».

      Это все я мог бы очень хорошо рассказать хорошей прозой… Но когда перечитываешь старые стихи, чтобы, по случаю нового их издания, кое-что в них подправить, тобою вдруг, подкравшись невзначай, снова завладевает звонкая привычка к рифме и ритму, и вот стихами начинаю я третье издание «Книги песен». О Феб-Аполлон! Если стихи эти дурны, ты ведь легко простишь меня… Ты же – всеведущий бог, и ты знаешь очень хорошо, почему вот уже столько лет ритм и созвучия слов не могут быть для меня главным занятием… Ты знаешь, почему пламя, когда-то сверкающим фейерверком тешившее мир, пришлось вдруг употребить для более серьезных пожаров… Ты знаешь, почему его безмолвное пылание ныне пожирает мое сердце… Ты понимаешь меня, великий, прекрасный бог, – ты, подобно мне, менявший подчас золотую лиру на тугой лук и смертоносные стрелы… Ты ведь не забыл еще Марсия, с которого заживо содрал кожу? Это случилось уже давно, и опять явилась нужда в подобном примере… Ты улыбаешься, о мой вечный отец!

Писано в Париже,28 февраля 1839Генрих Гейне

      Страдания юности

      Сновидения

      «Мне снился пыл неистовых измен…» Перевод В. Зоргенфрея

      Мне снился пыл неистовых измен,

      И резеда, и локоны, и встречи,

      И уст сладчайших горестные речи,

      И сумрачных напевов томный плен.

      Поблекли сны, развеялись виденья,

      И образ твой, любимая, поблек!

      Осталось то, что воплотить я мог,

      Давно