Группа первая, rh (+). Стабильное неравновесие (сборник). Александр Звягинцев

на белой поверхности которой черным крестом распростерта фигура человека…

* * *

      – Я тебе не старик! – зло усмехнулся Сарматов, в упор глядя на Савелова. – Мы с тобой соль пудами не ели! – И, силясь отогнать картины из прошлого, трясет головой.

      – Прошу прощения, товарищ майор! – сухо произнес Савелов. – Но глупо рисковать лучшей в ведомстве спецгруппой. Тем более выполнить приказ она не может по не зависящим от нее обстоятельствам. В Москве, обещаю, я приложу все усилия, чтобы виновные были найдены и понесли наказание, какие бы звезды они ни носили.

      – Красиво поет, пташка! – усмехнулся Бурлак.

      Игнорируя его, Савелов продолжил:

      – Но, товарищ майор, как старшие, мы отвечаем перед командованием за сохранность группы.

      – А перед тем, что здесь? – Сарматов показал на грудь.

      – Нравственно-эмоциональные сентенции к делу не пришиваются! – сухо парировал Савелов.

      Бурлак стукнул себя по коленям кулаками:

      – Командир, вспомнил я, чем песня кончилась!

      – Песня?.. Какая песня? – не сразу врубился Сарматов. А потом понял, что речь идет о той, не допетой на минном поле песне. – А ну!..

      – «В дождях холодных нас скроет осень, в объятьях крепких сожмет ГУЛАГ, статья суровая – полтинник восемь, клеймо навек – народа враг!..» – Прервав пение, Бурлак схватил Савелова за плечо и выдохнул ему в лицо: – Уже и дело сшил, сука!.. Думаешь, военный прокурор не поймет, что мы тут не по паркету шаркаем, а войну пашем?!

      – Тише на поворотах, Бурлак! И кстати. Я ни словом не упоминал здесь военного прокурора!

      – А я научился понимать не то, что упоминают, а что хотят упомянуть! – Сплюнув, Бурлак отошел в сторону.

      Алан панибратски хлопнул Савелова по плечу и, улыбаясь, сказал:

      – Не нервничай, дорогой! Рожденный умереть от геморроя не отдаст концы на телке…

      – Убери руки, старлей! – сорвался на крик Савелов и оттолкнул Алана в сторону.

      – Ну зачем так, дорогой? – не отставал Алан. – Если гора не хочет идти к Магомеду – на хрен такой гора!..

      – Ты к чему это, старлей? – немного успокоившись, спросил Савелов.

      – К дождю, дорогой. А может, к большому восхождению.

      – Пошли вы!.. С Магомедами, горами и дождями!.. Обожжетесь, крутые ребята!.. – вновь начал нервничать капитан.

      – Не знаю, обожжемся ли, а говна, чую, нанюхаемся!.. – усмехнулся Бурлак.

      – Прекратить разговоры! – прикрикнул на них Сарматов, которому уже порядком надоел этот треп. Он повернулся к Савелову: – А с вами, капитан, мы продолжим разговор в более комфортных условиях.

* * *

      Утренние рассветные сумерки вползают в ущелье. Река вновь окутывается молочным туманом. Камни и деревья по ее берегам приобретают странные, размытые очертания. Кажется, что у реки столпились сказочные великаны, страшные чудовища, фантастические животные. Местами туман встает сплошной стеной, и тогда Сарматову, чтобы оценить обстановку, приходится взбираться на камни, возвышающиеся над ним. Вынырнув в очередной раз, он поднес к глазам бинокль.