Парусники. Иллюстрированный путеводитель. Андрей Поспелов

всего девчонка курьер, через которую Ермолай передает что-то своим корешам. Но когда девчонка спустилась в кильдюм, даже раньше, когда она свесила в люк тощие замызганные ноги, он понял, что сейчас должно произойти, но не поверил, потому что тогда еще считал это таинством, невозможным в убогом грязном подземелье, с незнакомой женщиной, да вдобавок при свидетеле – сомнительном уголовном элементе, гнусная улыбка которого не оставляла сомнений в его намерениях.

      Ермолай застелил огрызком газеты грубо сколоченные, покрытые заскорузлыми потеками краски и известки малярные козлы; разложил хлеб, колбасу, пачку таблеток, достал две бутылки вина. Лишних стаканов в кильдюме не было, и он, порыскав по углам, поставил перед девчонкой слегка проржавевшую консервную банку.

      Сердце у Золотова часто колотилось, он украдкой наблюдал, как девчонка цыпкастыми руками нервно ломала таблетки, разбалтывала их щепкой в наполненной на три четверти жестянке, заметно вздрагивая, подносила банку к напряженно оскаленному рту, как лихорадочно дергались жилы на тонкой шее и бежали по коже бурые, оставляющие клейкие потеки, капли.

      Предстоящее пугало и притягивало одновременно, он с болезненным любопытством ждал, совершенно не представляя, каким образом произойдет превращение вот этой серой обыденности, как именно будет отдернут занавес, отделяющий от жгучей и постыдной тайны.

      Главенствующую роль в управлении событиями он отводил Ермолаю, настороженно следил за ним, чтобы не упустить каких-то особенных, меняющих все вокруг слов, взглядов, жестов. Но тот, лениво допив вино, равнодушно дымил вонючей сигаретой, а девчонка встала, прошла в угол, нагнувшись, переступила с ноги на ногу и плюхнулась на грязный матрац.

      Все действительно изменилось: кровь ударила в голову, стыд и страх мгновенно вытеснили любопытство, больше всего сейчас хотелось отмотать ленту времени обратно. Ермолай требовательно мотнул подбородком в сторону матраца, но он не мог двинуться с места.

      – Ну ты, жирный, долго тебя ждать?!

      Тогда он еще не был толстым – коренастый парень, расположенный к полноте, но удивило его не столько обращение, сколько впервые услышанный голос девчонки и нешуточная злость в этом голосе.

      Потом он сидел на бетонных плитах у люка, слушал доносившийся снизу гадливый смешок Ермолая и не мог разобраться в своих ощущениях, ибо происшедшее оказалось не менее заурядным, чем ежедневная кильдюмная пьянка. Представлял он э т о совсем не так.

      Из люка вылез Ермолай, глянул цепко, длинно сплюнул и заговорщицки подмигнул. Когда выкарабкивалась девчонка, он дал ей пинка, так что она, не успев разогнуться, проехалась на четвереньках, раскровянив локти о шершавый бетон.

      – Какого… – огрызнулась, слюнявя ссадины, а Ермолай визгливо захихикал и дурашливо выкрикнул:

      – Служи, дворняжка, жинцы куплю!

      Потом он приводил ее еще несколько раз, молчаливую и тупо-покорную, безымянную, дворняжка и дворняжка – отзывалась, поворачивала голову, подставляла