Дальше живите сами. Джонатан Троппер

на полпути к семидесяти, когда твои мышцы дряхлеют, а пузо растет, это совсем, совсем другое дело. Это как выехать с восточного побережья на западное без денег и с пустым баком. Когда-нибудь я пойму, что именно сейчас и начался тот медленный процесс, который однажды закончится моей одинокой смертью в пустой квартире, возле телевизора, под глухое поскуливание коротконогой косолапой собачонки. Всякому, кто войдет туда, воздух покажется затхлым, но поскольку вонь буду источать я сам, я ее даже не почувствую. Зато сейчас я чувствую, как это несчастное будущее стремительно, неуклонно несется прямо на меня, топоча копытами по прерии, точно стадо обезумевших бизонов.

      Сам не понимая, что делаю, я вскакиваю с места и, лавируя меж людей и обрывков беседы, пробираюсь сквозь толпу, а взгляд мой устремлен на спасительную кухонную дверь.

      – …Пол, старший. Он очень хорошо говорил…

      – …три месяца на вентиляции легких… в сущности, овощ…

      – …местечко на озере Виннипесоки. Мы каждый год ездим. Там так красиво. Морин привозит детей…

      – …недавно расстался с женой. Вроде как изменяла…

      Последняя реплика пронзает болью, как когда-то рыболовный крючок, но вот я уже у двери и оглядываться не намерен. Попав в мирную прохладу кухни, под кондиционер, я просто прислоняюсь к стене – перевести дыхание. Присев на корточки возле холодильника, Линда задумчиво, словно сигару, посасывает сырую морковку и думает, как ловчее рассовать заполонившие дом продукты.

      – Привет, Джад, – говорит она приветливо. – Хочешь чего-нибудь? У нас тут есть все, что душе угодно.

      – Можно молочный коктейль? Ванильный?

      Она закрывает холодильник и растерянно поднимает глаза:

      – А вот этого нет.

      – Ну, тогда я, пожалуй, сбегаю, куплю.

      Она улыбается нежно, по-матерински.

      – Страсти потихоньку накаляются?

      – Пик уже позади.

      – Да, я слышала крики.

      – Было дело… прости… И знаешь, спасибо тебе, спасибо за все, что ты делаешь, что о маме заботишься и вообще…

      Сначала кажется, будто я ее напугал, потом – будто она хочет что-то сказать, но в конце концов она просто засовывает морковку обратно в рот и улыбается. Из гостиной доносится мамин смех.

      – Мама не скучает, – замечаю я. – Она любит гостей.

      – У нее было много времени подготовиться к его уходу.

      – Да уж.

      С минуту мы просто молчим, исчерпав тему.

      – Хорри неплохо выглядит, – говорю я и тут же готов взять свои слова назад.

      У Линды грустная, изможденная и одновременно прекрасная улыбка – улыбка человека, давно привыкшего к страданию.

      – Я стараюсь не думать о том, как могла бы сложиться его жизнь. Стараюсь просто радоваться тому, что имею.

      – Верно. А вот мне радоваться вообще нечему. Потому что ничего не имею.

      Она подходит и кладет руки мне на плечи. Я целую вечность не ощущал на себе ничьих