Ермак. Тобол-река. Владислав Лесков

и впереди он видел верхушки лесных исполинов. Позади него шла лихая конница Садыр-бека. Сотня всадников на проворных арабских скакунах. На суровом сибирском ветру развевали зеленые флаги с арабской вязью. Урус пожалеет, когда перейдет хребет. Черноокая Эви, его новая наложница скакала верхом вслед за своим новым господином. Лицо Эви светилось сказочной улыбкой. Она возвращалась домой. Её судьбу решит Номи-Торум. Она совсем забыла о маленьком охотнике Унемэ. Он не сумел ее спасти, так к чему сейчас вспоминать о нем. Улугбек и отряд бухарской конницы вступил на лесную дорогу. Скорость пришлось снизить. Теперь их окружали лесные великаны. Зеленый полог крон раскинул над их головами бесконечное покрывало, сквозь которую едва пробивались лучи холодного осеннего солнца. Бухарские всадники боязливо озирались по сторонам. Для них это были чужие края и неведомые. Но Улугбек улыбался. Он был дома, а остальное как даст Всевышний. Но даже зоркий взгляд Улугбека, привыкший к здешним безлюдным местам, не мог заметить десятки невидимых глаз наблюдающих за ним и его всадниками. Молодой вогульский воин всплюнул на опавшую хвою и повернулся к своему напарнику: – Татарский мурза возвращается с Бухары. Передай кназу. Вогул молчаливо кивнул и словно белка растворился среди стволов елей и сосен.

      Узник кремлевских подземелий

      Площадь была до отказа забита народом. Здесь собрался и простой московский люд и стрельцы, и некоторые бояре. Татарские воины выделялись от собравшегося народа своими меховыми шапками и коротко стрижеными бородками. Немецкие и аглицкие широкополые шляпы также как и татарские мелькали на площади. В толпе шарахался коробейник с огромным лотком, предлагая народу калачи и пряники. Он оступился и задел им толстую бабу в красном платке, держащую за руку плачущего мальца.

      – Ну куды прешь, слепой? – рявкнула баба, прижимая мальца к подолу.

      –Так пряники, калачи, – повторил виновато коробейник.

      – Сгинь нечистый, пока не отоварила. Не до пряников сейчас. Баба показала огромный кулак.

      Царский тиун забрался на деревянный помост. Старые березовые доски заскрипели под весом здорового мужика в кольчуге и красном кафтане с меховой оторочкой. Тиун обвел похмельным взглядом собравшуюся толпу и тихо отрыгнул. В горле стоял ком, а читать надо было так, что слышали все, даже в последних рядах. Он развернул царскую грамоту с сургучной печатью, прокашлялся и принялся читать.

      – Народ православный! – заорал он на всю площадь. Слушай царский указ!

      – Царский указ, – повторил он. Народ охнул и перекрестился. Глашатай обвел толпу взглядом и продолжил.

      – Мы Божьей милостью Государь Иоанн Васильевич: объявляем народу своему, что казак Ванька Кольцов за злодеяния свои… тиун прокашлялся…– перед государством и самим Великим князем Московским и Всея Руси: – объявляется вне закона и подвергается заточению в кандалы.

      Великий Государь Иоанн Васильевич