Август Четырнадцатого. Александр Солженицын

длинными руками обнял Косачевского, как тот и валился.

      А вереница поодаль отступала. Катились двуколки, ковыляли, хромали и шли люди.

      Могли ли они так хотеть – остаться? Или их офицеры только? Или один Косачевский?

      – Сколько ж вас?

      – Да выбило. Да две с половиной роты есть.

      – Заворачивайте. Станете вот где, покажу, направо…

      Уже радостно завывали по одному наши снаряды, улетая на пристрелку.

      И из разных мест подлетали немецкие фугасы – стальным бичом – и в чёрный фонтан.

      И вот уже очередями.

      А вот – и наши погнали очереди. По четыре, это Смысловский. По шесть, это мортирцы.

      И лысый бородатый, потирая руки, и притопывая, и приплясывая, встретил Нечволодова вверху на водокачке:

      – Сшибли, ваше превосходительство! Тригонометрическую – мы им сшибли!!!

      Но – не успел Нечволодов поздравить: шорох гигантского падающего дерева – и свист жестокий! сюда!!

      Сотряслась и пылью задымилась водокачка.

      21

Природный командир. – Немцев задержали. – Ночное стояние отряда у станции Ротфлис. – Нечволодов и Смысловский. – Под звёздами. – Разговор звучащий и незвучащий. – Резерв покинут и забыт. – Команды к отступлению.

      Когда бьёт артиллерия – и без разведки ясно, что противник не бежит, что противник силён. Когда бьёт артиллерия, то на силу и мощь этого грохота возрастает воображаемая сила врага. Чудятся там, за лесами и пригорками, такие же грозные наземные массы – дивизия, корпус.

      А их, может быть, и нет. А их может быть два батальона некомплектных да один потрёпанный, и только первые удары сапёрных лопаток долбят одиночные ячейки.

      Но надо для этого, чтоб артиллерия била не дурóво – толково. И чтоб снаряды её не пресеклись. И чтоб стояла она хорошо, не давая себя засечь ни по дымкам, ни по вспышкам – ни при солнце, ни, с упадом его, в сумерках.

      Именно так всё и было у Смысловского и мортирного полковника. Именно этого и ожидал от них Нечволодов, с первого взгляда признавши в них природных командиров. А если командир природный – то успех военного события зависит от него больше чем наполовину. Не просто храбрый командир, но хладнокровный и берегущий своих от потерь. Только такому и верят: если скомандует в атаку – значит край, значит не избежать. Таким природным командиром ощущал Нечволодов и сам себя, едва не от рождения. Это и дало ему силу в 17 лет добровольно покинуть военное училище, избрать действительную службу, на ней дойти до подпоручика не позже своих оранжерейных сверстников, ученье начать сразу с Академии Генерального Штаба и в 25 лет окончить её не только по первому разряду, но через чин перескочив за выдающиеся отличия в военных науках.

      Сегодня сошлось их счастливо трое, да нанёс Бог Косачевского, и жалкой своею горстью они выполнили невозможное: в узком месте у станции Ротфлис на всё предвечернее время остановили какие-то крупные, всё растущие, с густой артиллерией силы врага.

      Сперва, в начале седьмого, после короткого огня, немцы пошли с севера даже не