Ода абсолютной жестокости. Тим Скоренко

нерешительно говорит Бырва.

      – Много денег. Прохожих трясти – это не по мне.

      Я говорю уверенно, хотя никогда подобного не делал.

      – Ну… Банк…

      – Пошли.

      Бырва идёт впереди, я забираюсь на Бонду и еду за ним. Мы сворачиваем от набережной куда-то в сторону. Кварталы становятся богаче. На Бырву теперь обращают больше внимания, чем на меня. Видно, что я одет хорошо, хотя одежда покрыта слоем пыли. Бырва останавливается.

      – Дальше я не пойду.

      – Где банк?

      Он показывает пальцем на одну из вывесок. На ней написано короткое слово и нарисована монета.

      Еду к банку. Бырва бежит прочь.

      Спешиваюсь, тут же появляется мужчина, предлагающий последить за лошадью. Судя по всему, тут это – повсеместная услуга. Этому на первый взгляд доверять можно, да и квартал довольно пристойный. По пути мы два раза видели стражу.

      Стражники ездят по трое. Они закованы в металлические латы: кирасы, наплечники, поножи. У них есть огнестрелы и мечи, плюс к тому кистени, прицепленные к сёдлам. Видно, что с преступниками стража не церемонится.

      Даю монету сторожу.

      – Остальное – потом.

      Он кивает. Надеюсь, я не продешевил.

      Снимаю с седла сумку, захожу в банк.

      Передо мной стол, за столом сидит курчавый черноволосый человек в очках с тонкой оправой. Присматриваюсь: качество изготовления оправы и линз – великолепное, такого я никогда не видел. Справа и слева – двери.

      Я вспоминаю, что на фасаде здания заметил несколько дверей, теперь я понимаю их назначение. Каждая ведёт в отдельную кассу, а кассы соединены между собой. Так, наверное, проще обороняться от грабителей. Таких, как я.

      Мне нужны деньги, а Риггер не привык останавливаться на полпути.

      Служащий улыбается мне и собирается что-то спросить, но не успевает. Я всаживаю ему в глаз нож и перепрыгиваю через стол во внутреннее помещение банка. Справа – три человека. Слева – двое. Оба левых получают по ножу, двое правых – по выстрелу из дробовика. Последний оставшийся в живых дёргает какой-то рычаг на стене. Я лечу к нему и перерубаю ему руку, но рычаг уже нажат, и раздаётся жуткий вой, будто взбесилась тысяча котов.

      Деньги лежат на столах, на полках – повсюду. Начинаю набивать сумку. Примерно через минуту появляется охрана.

      Лицо одного мне знакомо: я несколько минут назад видел его на улице.

      Наверное, никто не грабит банки в этом городе, если охрана организована так плохо, думаю я.

      Но охрана организована хорошо. У всех – огнестрелы, и их много. Я успеваю порезать двоих, прежде чем пуля попадает мне в голову.

* * *

      Я открываю глаза в темноте.

      Я смотрю на себя со стороны и думаю: как я мог так опуститься? Риггер, который убивает, – это нормально, это правильно. Но Риггер никогда не унизился бы до воровства. Тот Риггер, который больше недели назад спустил Болта в колодец.

      Тот Риггер, которые ехал с Киронагой по улицам столицы, уже мог это сделать. И сделал.

      Я поднимаюсь. На моих руках кандалы. Я сижу на лежанке из грубых досок. Спускаю ноги на землю: высота лежанки