Хрустальный шар (сборник). Станислав Лем

темный еврей, который тащится, ползет на четвереньках, только бы вперед, только бы подальше от опасности. Растрачивая остаток жизни в резких, бессильных движениях, оставляя за собой густой след впитавшейся в сыпучий песок крови.

      Улочка опустела: с тяжелым топотом ботинок пробежали два немца – в зеленых мундирах «Зондердиенст», с автоматами, низко висевшими для стрельбы от бедра. Один показал товарищу высокий белый дом: «Туда, Ганс». Крикнул еще что-то непонятное, но прогнувшийся бегущий человек мелькнул за углом, и они побежали за ним вместе, стреляя на ходу.

      Хана с удивлением, забыв на минуту о страхе, смотрела на бледный огонек и прозрачный дым, извергавшиеся из ствола.

      Откуда-то доносится грохот взрыва ручной гранаты. Люди в подполе застывают, слыша далекие и нечеткие выстрелы, иногда что-то шуршит за стенами, иногда им кажется, что светлые круги появляются на стенах, в воздухе, что отсвечивают зеленоватым светом лица и кошачьи глаза, и ледяные иглы дрожи будто обдают неожиданно кипятком. Груди словно сдавлены тисками, каждый стоит в толпе как палка, воткнутая в землю, люди сливаются в шестигранную живую массу и прислушиваются. Слушают, слушают, потому что…

      Вновь раздается железный шаг на крыльце и приближается по коридору.

      Стук в дверь. Высоко над головами гремит бас немца. И срывается в ответ тихий, тонкий голос Ханы.

      Какой-то более громкий крик или звук, двери хлопают. Тишина…

      – Взял ее? Забрал ее? – раздается сдавленный шепот.

      Девушка наклоняется к днищу шкафа.

      – Я тут, пока еще тут… – говорит она, не осознавая в эту минуту более глубокого значения своих слов. Действительно – пока.

      Кто-то тремя длинными прыжками вбегает на крыльцо. Мерный стук подкованных ботинок.

      – Öffnen[9], – рыкнул немец и с размаху ударил по двери ногой в тяжелом ботинке. Доски громко трещат. Хана закрывает шкаф и бежит открывать.

      Немец подозрительно осматривает помещение. Останавливается, широко расставив ноги, покачивает понимающе головой в шлеме:

      – Ah, du bist allein…[10]

      Входят второй немец и третий: оглядываются. Повеяло запахом нагретого сукна, пота и одеколона. И чем-то вроде гари.

      – Где остальные? – спрашивает немец.

      – Какие остальные?

      – Не прикидывайся! Где все остальные из этого дома?

      – Уже были ваши – их уже забрали, – начинает Хана, но высокий блондин со смуглым лицом и синими девичьими глазами широко и злорадно улыбается. Белые зубы влажно поблескивают.

      – Не ври! Говори, где они спрятались! Говори сейчас же, а то… – Он снимает с плеча небрежно висевший автомат. Железное колечко дула черно и холодно заглядывает в бледное лицо Ханы. Немец зажмуривает глаза. Девушка сжимает губы.

      – Но никого нет… – говорит она наконец беспомощно и по-детски.

      Немец делает неуловимо быстрое движение карабином, и девушка, получив удар стволом в лицо, неловко падает на пол. Она медленно

9

Открывайте (нем.).

10

Ах, ты одна… (нем.)