Московский физико-технический. 1965—1971. Зоя Криминская

факт, что он приехал накануне и не пришел, вернее, не примчался, сломя голову ко мне, как поступил бы в мае, говорил об очень многом, если вспомнить, что мы расстались полтора месяца назад как близкие люди.

      Вечером, после занятий он всё же зашел к нам в комнату и сказал, что сейчас, прямо сию же минуту, он уезжает в Москву:

      – Идет в Москве кинофестиваль, я достал абонемент, но только один, и не могу тебя взять с собой.

      Сердце у меня упало. Он вел себя так, как будто ничего особенного между нами не произошло, ну подумаешь, поиграли в любовь, с кем не бывает, это же вовсе не значит, что мы как-то связаны – такой был подтекст его поведения.

      Я всё же вышла из комнаты его проводить, надеясь, что наедине он поведет себя по-другому, хотя и чувствовала, что он изо всех сил старается не остаться со мной с глазу на глаз.

      Стоя рядом со мной на лестничной площадке и глядя куда-то в сторону, избегая моего взгляда, он сказал:

      – Я всё обдумал, у нас больше не будет таких отношений, только дружеские.

      Земля поплыла у меня из-под ног. Я не закричала и не стала биться головой об стену только потому, что бешенство, которое всегда охватывало меня, когда меня унижали, было сильнее отчаяния. Он, видите ли, всё решил, а я? Меня он спросил?

      – Прекрасно, но о дружеских отношениях надо было думать весной, а сейчас несколько поздно и неприлично предлагать мне дружбу, – с трудом произнесла я тихим шепотом, так как у меня перехватило дыхание.

      Слово за слово, мы разругались вдрызг, да и не могло быть иначе после его слов, и он ушел, сказав, что я топчу его чувства (не он мои, а я его!)

      – Тетки болеют, замучили, – добавил он на прощание, – а тут еще ты навязалась…

      И я осталась в слезах и полном смятении.

      Каким образом человек, который еще два месяца назад не мог прожить и дня, не повидавшись со мной, как он мог так легко перемениться?

      Сейчас я понимаю это так:

      После весенней лихорадки он одумался и решил, что роман со мной на глазах у всех накладывал на него определенные обязательства. А он этого не хотел – зачем ему какие-то обязательства в 22 года, когда так приятно быть свободным.

      В разлуке чувств у него поубавилось, весенний угар прошел, в голову стали приходить всякие разумные мысли, что спешить связывать себя не надо, что любовь подождет, что я уже никуда не денусь, и, если захочет, он будет со мной, а нет, так и другую найти не долго, и лучше всего держать меня на расстоянии, дабы снова не потерять контроль над ситуацией. А я никак не могла смириться с тем, что со мной произошло такое несчастье, я безрассудно влюбилась в человека, для которого соображения благоразумия были выше чувств, как моих, так и своих собственных. Я конечно умом понимала, как банально произошедшее со мной – столичный любитель сладенького, умеющий добиться своего в отношениях с женщинами, провинциальная, романтично настроенная девушка и печальный финал их любви.

      Конечно,