Человек, которого нет. Аше Гарридо

сумасшедшего. Не кино

      Мне было бы спокойнее, если бы мое появление в этом теле сопровождалось экстраординарными (то есть выбивающимися из привычного порядка вещей) событиями. Если бы я, заглянув спросонок в зеркало, отшатнулся от него с криком, как показывают в фантастических фильмах.

      Но нет, всё было буднично и обыденно. Однажды утром я проснулся, встал, вышел на кухню. Кое-как умылся – зеркала возле умывальника в той квартире не было, потому что не было и самого умывальника, была ванна, установленная прямо в кухне. Вот в той же самой кухне, в которой я пил чай по утрам уже около двух лет, сидя на самой обыкновенной табуретке, я в то утро и заметил, что со мной что-то неладно.

      Я налил в кружку заварки, долил доверху кипятком, вернул чайник на плиту и сел на табуретку. Тут-то всё и началось.

      Хотя, конечно, всё началось гораздо раньше, но я к этому еще вернусь.

      А в то утро я просто чувствовал себя как-то необычно, как-то странно. Всё было как всегда, по крайней мере – как вчера. Рядом с моей подушкой лежала книга, раскрытая на середине, и я помнил, на чем остановился. На столе стояла знакомая кружка с чаем, я сидел на табуретке… мне было неудобно. Табуретка была та же, что и вчера, я сел так же, как сидел вчера, – ну, примерно так же. У каждого из нас есть тот самый удобный способ делать что-то, что он делает ежедневно и даже по несколько раз в день. Мы не замечаем эти способы; наши базальные ядра (такие штуки в мозгу, которые управляют привычными движениями) сами об этом заботятся, предоставив префронтальной коре заниматься более творческой работой. Что-то случилось с моими базальными ядрами в тот день. Они промахнулись. Мне было неудобно сидеть на моем обычном месте.

      От этого неудобства остатки сна выветрились из головы, я почувствовал, что не только не знаю, как мне сесть (мне так и не удалось нащупать эту привычную позу, пришлось изобретать ее заново). Я обнаружил, что я не знаю еще и того, кто я.

      Я помнил содержание паспорта и вчерашнего дня, а также последних тридцати с небольшим лет, прожитых этим телом. Но я не знал, кто я. Это всё – в паспорте и в памяти – как будто не имело ко мне особого отношения. То есть на самом деле это я не имел особого отношения к этому всему. Я не знал, как я отношусь к прочитанному в оставленной рядом с подушкой книге. Я не знал, как мне сидеть на табуретке. И в довершение ко всему – я не знал, сколько ложек сахара я кладу в чай. Это знание так и осталось утраченным, я какое-то время страдал, каждый раз добавляя по пол-ложки и пробуя на вкус, но потом просто перестал класть в чай сахар, потому что так и не понял, как мне вкусно.

      Она-то это знала точно. Она пила чай с сахаром всегда.

      Может быть, я не пил чай с сахаром? Может быть, я не пил чай вообще?

      Так что можно сказать, что мое появление здесь сопровождалось не приобретением новых, доселе не наблюдавшихся у этого тела навыков и привычек, а напротив – утратой кое-чего из старых. И это происходило совсем не так,