Путь к истокам. Рассказы. Публицистика. Вячеслав Злобин-Алтайский

заготавливая обед на поминки. Еще две соседки бегали то в магазин, то на рынок за продуктами, то активно поддерживали кухонную суету.

      За окном послышался рокот двигателя и свистящий звук тормозов автомобиля. Приехал Петр. С ним был Геннадий. Эти дни они занимались организацией ритуальных дел. Заказывали гроб, памятник, оформляли документы о смерти, покупали венки и прочее.

      Всякий раз, как Петр появлялся в доме, Анна вздрагивала, ожидая чего-то неприятного, какой-то агрессии от него. Она чувствовала не только его неприязнь, но опасалась его тайной ненависти, которая, казалось ей, сидела глубоко в его могучей душе.

      Когда он вошел в комнату, Анна напряглась. Ей казалось, что ее начало потрясывать, и ждала от него всего чего угодно. Она стояла перед ним, как гномик, а лицо было полно скорби и страха. Он знал, что она дерзкая женщина и что никого никогда не боялась. Однако случай с мужем заставил ее трепетать, нервничать. Но не из боязни Ивановой смерти, не из боязни перед людьми и собственной совестью, а перед ним – свидетелем конца ее мужа. Она не могла защититься от Петра и боялась жестоких укоров, боялась резких слов или непредсказуемых действий его. Хотела спрятаться улиткой в свою скорлупу, замкнуться. А он хранил молчание и этим озадачивал. Какая-то немая власть устанавливалась над ней. А он хотел, чтобы его молчание было пыткой для нее и загадкой.

      Он бросил уставший взгляд на брата. Тот спал, казалось, безмятежным младенческим сном. Как когда-то из непостижимого и далекого бытия явилось его видение – из самого детства. Тогда он помнил его такого же – близкого, но далекого, реального, но потустороннего…

      Траурное убранство полупустой комнаты и терпкий запах отмирающего тела возвращал к реальности происходящего. Горько становилось смотреть на располневшее лицо, на приоткрытые скорченные в напряжении руки, притянутые на грудь, на крупные бугры век, скрывающие его добрые глаза. Он стоял, под сапогами скрипели лениво половицы, а Анна томительно ждала его дальнейших действий. Начинала злиться, а он все стоял и ни разу не шелохнулся.

      – Как с ямой и машиной? – с трудом выдавила она из себя, наконец, найдя связующую нить для разговора, чтобы прекратить то напряженное укоризненное молчание.

      Петр с высоты своего роста взглянул на нее потухшим взором, развернулся к выходу и ответил:

      – Сейчас еду… Это за мной…

      Когда Петр вышел из дома, Анна перевела дух и, посмотрев вослед удаляющемуся автомобилю, пробурчала: «Гадина!»

      Вскоре пошел народ.

      Анна сидела у изголовья покойника недвижимая и маленькая, уставившись холодными глазами в жалкий лик мужа. Она чувствовала на себе взгляды соседей, родственников и понимала, что этими осуждающими взглядами они прожигают не только ее тело, но и душу. Все жалели Ивана, а она, живая, их не привлекала. Она просто не существовала для многих, потому что в ней они не видели сердца, оно всегда билось у того, кто лежал рядом. Причина трагедии заложена была в этом –