Путь к истокам. Рассказы. Публицистика. Вячеслав Злобин-Алтайский

глазах и остановился рядом. Подошел к ней ближе, положил ей на колени свою клыкастую морду. Он чувствовал, что, возможно, надвигалась его последняя, пятнадцатая зима.

      Хотя Шерхан презирал их, но в порыве тоски возжелал человеческого участия, захотел, чтобы его пожалели и хоть раз в жизни приласкали. Он смотрел на нее преданными глазами и просил ими простого участия и ласки.

      Женщина брезгливо и с опаской легко толкнула его от себя.

      – Ну, еще… старая колода! Иди отсюдова!

      Шерхан неохотно убрал свою морду с колен, глубоко и печально вздохнул и пошел к размокшей, разваленной горе мусора.

      Он так же набегами появлялся на территории, доедал за Капой остатки пищи, навещал свою кучу и неторопливо уплывал, как корабль, к неведомым берегам. Когда Капа облаивала его, он задирал морду вверх и слушал ее заливистый, молодецкий лай. Радовался хоть тому, что кто-то с ним ведет беседу, хоть кто-то обращает еще на него внимание.

      Капа никого не могла равнодушно пропустить мимо. Она была подвижная, верткая и жизнерадостная. Если проходил мимо свой человек – оживленно орудовала хвостом, высоко подпрыгивала и била лапами его по бедрам, вытягивалась всем телом, подставляя голову к рукам, чтобы ее гладили и хвалили. Если видела чужого – отчаянно бросалась к нему со звонким, пронзительным лаем, защищая все, что ее окружало.

      Последнее время она быстро росла. Она вытянулась, лапы стали длинные, глаза стали большие, сияющие веселым азартом, уши встали торчком. Она приобрела формы девицы, но кобельки ей еще не интересовались.

      Капа росла и не гнушалась едой. Люди обратили внимание на ее тайные походы на мусорную кучу. Ночи она проводила в помещении огромной станции, а днями, когда прекращался дождь, и ветром подсушивало асфальт, бегала по территории, лаяла на ворон, грелась на слабом и редком солнце, ела, что человек пошлет.

      Но однажды, как бы спохватившись, люди обратили внимание на то, что у Капы пропал аппетит. Она почти перестала есть.

      Капа лежала на бетонном полу станции и отрешенно смотрела куда-то в пустую даль. Женщина положила в миску вареное мясо, жидкий, с хлебными крошками, суп-лапшу и поднесла ее к самому носу собаки. Та испуганно встала, прижалась к железобетонной колонне и, бестолково глядя на женщину, отвернула морду от миски. Сколько ни пытался человек подсунуть ей корм, она шарахалась от него со страхом, вертела мордой и не принимала его. В этот день она исчезла и не появлялась до вечера.

      На следующий день она ожила, завиляла хвостом, тяжеловато, но азартно запрыгала, погуляла по улице.

      Принялся моросить холодный затяжной дождь. Она легла на свое бетонное место и пролежала там до самого утра.

      Мужик посмотрел на нее критическим, участливым взглядом. Капа стояла перед ним тощая, как фанерка, хвост понуро болтался, как плеть. Даже голова казалась сплющенной, усохшей. Бока впали до такой степени, что мужик увидел