Чёрный Янгар. Карина Демина

навсегда.

      Я понимаю, но я никогда не была красива, чтобы жалеть об утраченном.

      – Ни один мужчина не взгляни в ее сторону, – с улыбкой произнесла Тойву.

      Пускай. Я знала лишь одного мужчину. И с меня довольно.

      – Он ее убить. Хотеть, – добавила старуха.

      Возможно.

      – И она все равно его жалеть? – Тойву убрала зеркало.

      – Нет.

      Это не жалость, но…

      К моей коже прилипла шестигранная монета.

      Дирхем, подарок, принесенный с другого края моря.

      Пещеры безумной Кеннике.

      Его просьба сказать хоть что-то. И чужие слова, которые я бросила ему в лицо.

      – Позволь его ранам затянуться. – Эта просьба далась мне с трудом.

      – Нет.

      – Да. – Я закрыла глаза: слишком устала, чтобы спорить. – Акку привела меня к тебе. Но я знаю, что без моего согласия ты не получишь свободу.

      Хийси не умрет, пока не найдется та, кто добровольно примет ее силу и ее проклятье. Я помню старые сказки.

      – Тойву спасти ее! – Голос Тойву был полон гнева.

      Возможно. Но разве я просила о спасении?

      – Тойву убить ее. – Костлявая рука нажимает на грудь. И ребра хрустят. Когти впиваются в кожу, готовые разодрать ее. – Съесть сердце. Тук-тук.

      – Но тогда ты не получишь свободу.

      Меня хватает на то, чтобы смотреть в глаза оборотня. Сколько она прожила? Сто лет? Двести? Больше? Акку подарила ей долгую жизнь, но не сохранила молодость. И тело, подточенное многими болезнями, ранами, устало.

      – Почему? – спросила старуха, когда я почти соскользнула в сон. – Если не жалость?

      Не знаю. Быть может, потому, что смерть – слишком высокая цена за один удар.

      – Он все равно проклят, – скрипучий голос Тойву проникал сквозь сон.

      Пускай. Тогда нас, проклятых, будет двое.

      – Хорошо…

      Я не слышу, как она уходит. Сплю. И во сне попадаю в пещеру, где чаша воды, подземный жемчуг и мужчина, который поет мне колыбельную на незнакомом языке.

      Тойву возвращается спустя несколько часов.

      – Он будет жить, – говорит она и кривится. – А она…

      А я приму ее силу, хмельную, как молодое пиво, которое варили в Лисьем логе.

      Жизнь Тойву оборвется с первым лучом солнца. Она умрет тихо, со счастливой улыбкой на губах. И утром я отнесу ее к корням старого дуба. На дно ямы ляжет медвежья шкура, а в руки Тойву я вложу ту самую шкатулку. И, повинуясь порыву, нарву букет из ромашек, васильков и колючей череды – пусть дорога души ее будет легкой, а хозяйка ледяных чертогов, в которые лежит путь проклятых душ, милосердна.

      Я вернусь в хижину.

      И на дверях ее подарком от бельмоглазой Акку будет висеть медвежья шкура. Она придется мне впору, заглушит голос сердца, заберет боль и оставит холод, тот, внутренний, который лишь живая кровь способна утолить.

      Закрывая глаза, я всякий раз буду слышать, как где-то далеко бьется сердце.

      Тук-тук.

      Глава 13

      Чужие долги

      Янгхаар очнулся, когда и лес, и овраг остались далеко за спиной.

      Кейсо