Чёрный Янгар. Карина Демина

я принимаю с благодарностью.

      Медвежонок… смешно.

      Отец пришел бы в ярость, ведь на гербе Ину – вставший на дыбы медведь. А Янгар… он не хотел посмеяться над древним родом, привязав меня к его истокам через имя. Он просто сказал, что думал.

      Откуда я знаю?

      Просто знаю. Он что-то делал со мной. Этими прикосновениями, ласковыми, нежными, до сегодняшнего дня ни один человек не прикасался ко мне. Словами. Тоном. Самой своей близостью, которая больше не пугала. А может, и не Янгар был виноват, но само место и безумная богиня, вязавшая наши судьбы.

      И теперь я молчала из страха все перечеркнуть.

      Не знаю, что будет дальше, но эта ночь принадлежит мне.

      Ночь и мужчина.

      – А ты подаришь мне имя? – Янгар заглядывает в глаза.

      У самого – черные, и не различить, где зрачок переходит в радужку. Но эта чернота, знак ли божественной крови, свидетельство ли проклятия, больше не пугает.

      Бездна, в ней спрятанная, приняла меня.

      – Да.

      – И какое?

      В темноте проскальзывают искры. Быть может, они лишь отражение пламени, но я, преодолев робость, касаюсь его виска. Имя приходит само.

      – Катто.

      – Змей? – Шепот Янгара тревожит огонь.

      И меня охватывает дурное предчувствие: змей – запрещенный знак. Но слово сказано, и Кеннике услышала.

      – Все будет хорошо, поверь, – сказал мой змей, прижимаясь щекой к моей ладони.

      Что было дальше?

      Горячая вода подземных источников. Запахи серы и камня. Черной смолы, которая стекала по деревянным опорам факелов. Чаша. Скользкий подземный жемчуг, который просится в руки, и Катто ныряет, чтобы вытащить самый крупный камень. Без воды он сохнет и рассыпается известковой пылью.

      А мой муж выглядит донельзя удивленным.

      Он не знал, что подземный жемчуг живет лишь в озере, его породившем?

      Не знал.

      Была краска, расходившаяся по воде разноцветными пятнами. И смуглая, с красным отливом кожа Катто. Намокшие, отяжелевшие косы его и влажные пряди, что обвивали мои руки, подобно водорослям.

      – Ласковый медвежонок. – Мой муж смеется. И от смеха его мое собственное сердце стучит быстрее. Он же, прижимаясь щека к щеке, мурлычет колыбельную. Его руки надежны, как опора мира. И я хватаюсь за них, боясь потеряться.

      – Все хорошо, медвежонок. Все хорошо. – Он утешает меня.

      Был камень на кожаном шнурке и склоненная голова Катто. Он терпеливо ждал, когда я узел завяжу, а шнурок все выскользнуть норовил. И я вязала вновь и вновь, а заодно гладила шею мужа.

      – Я смотрю сквозь него на солнце. Тогда возвращается лето.

      Камень тускло мерцает.

      Наверное, это глупость и сейчас Катто рассмеется, но он серьезен. И подарка касается бережно. А вот узел проверяет на крепость.

      – Не хочу потерять.

      Это ложь, что Янгхаар Каапо покрыт черным волчьим волосом. Его кожа гладка, вот только шрамов на ней бессчетно. Они – узор, который я пытаюсь изучить.

      – Лето. – Мой муж провел по камню мизинцем. – В тебе очень много лета.

      Был