Тигран Великий. Рафаэль Тигрис

он был пуст, запах миндаля, говорил, что там совсем недавно хранился приготовленный мною отвар персиковых листьев. Стало быть, одноглазый уже применил его содержимое, резонно заключил я и повернул голову в сторону находящегося поблизости гостевого дома.

      Стоял жаркий летний день, и посетители расположились во дворе в тени раскидистой смоковницы. Несколько мужчин, усевшись за широким столом, намеревались трапезничать. Внешне они походили на богатых купцов. Им уже вынесли ароматную баранину, а вслед за этим и большой кувшин с вином, которое слуга стал тут же разливать. Но еще до того, как они поднесли чарки к губам, я с криком «вино отравлено» запустил в кувшин стрелу. Глаз не подвёл меня, кувшин тотчас разлетелся на мелкие кусочки, а красное вино, словно свежая кровь, разлилось по земле. В следующее мгновение мужчина исполинских размеров налетел на меня и занёс над головой меч, который, наверняка, опустился бы со страшной силой, если бы не окрик одного из купцов, – по-видимому, их главаря. Воин нехотя опустил меч и, выхватив из рук мой гастрофет, потащил к столу.

      – Вино отравлено! – снова и снова повторял я, и для пущей убедительности сказал то же самое по-гречески.

      – Отравлено? – повторил на том же языке главарь, – откуда тебе известно?

      Он посмотрел на меня сверлящим взглядом, словно бы желая проникнуть в сокровенные тайны моего ума.

      Это был пожилой мужчина, с короткой седой бородкой и властными карими глазами. Его орлиный нос, свисающий над тонкими губами, отнюдь не портил внешность. Одет он был в тунику из дорогого пурпурного шёлка, подпоясанную широким кожаным ремнём, на котором висел короткий меч. Пальцы рук украшали перстни с разноцветными камнями.

      – А ну говори, юноша, почему ты решил, что вино отравлено? – спросил меня подошедший лысый мужчина средних лет.

      Отсутствие волос на голове компенсировала густая чёрная борода, сплетенная во множество тоненьких косичек. Подобной замысловатой бородки я ни у кого ранее не встречал.

      – Здесь хранился яд, – сказал я, указывая на наш пурпурный кувшинчик.

      – Почему ты так считаешь?

      – Потому что лично его приготовил, – честно признался я и, принюхавшись к содержимому одного из кубков, добавил, – вот, можешь сам в этом убедиться.

      Бородатый щёголь осторожно принюхался и, поморщившись, с тревогой обратился к вожаку:

      – Мецн! Похоже, что этот юноша прав! Вино и пустой кувшин, вернее то, что от него осталось, одинаково неприятно пахнут!

      Мецн грозно посмотрел на меня. Властные карие глаза опять принялись сверлить.

      – Говори немедленно! Кому ты продал этот кувшин? – спросил он строго.

      – Продал не я, а мой хозяин. Какому-то одноглазому римлянину.

      Услышав это, мужчины тревожно переглянулись.

      – Как тебя зовут, юноша? – спросил лысый.

      – Зовут меня Соломоном. Я помощник лекаря Мафусаила.

      – А почему ты думаешь, что этот одноглазый человек – римлянин? Может он иудей или финикиец?

      – В