Промысел божий. Василий Ворон

неподалёку от него началось некое волнение. Сидел он по левому борту, у прохода, а через два ряда впереди два крепко принявших самца выясняли отношения. Один из них, коротко стриженый крепыш борцовского склада уже пытался прихватить за грудки долговязого гражданина, отличительным свойством которого служила футболка, на которой был изображён Чебурашка в образе Че Гевары. Что они не поделили, Всеславу было безразлично, однако в непосредственной близости от очага рукоприкладства необходимо было быть в курсе, дабы самому не принять ненужного участия в мероприятии. Он прервал очередные, теперь уже сплиновские рулады и снял наушники, когда у оппонентов появились сторонники. Эти сторонники сцепились между собой, невзирая на визгливые протесты жен и убедительные призывы стюардесс, а стриженый крепыш, уловив внимание Всеслава к происходящему, подлетел к его креслу, немного нагнулся и выдохнул вместе с парами виски:

      – Тебе тоже, блядь, надо? А?

      Всеслав этого не ожидал, но поступил согласно давно усвоенному правилу: на хамство и угрозы на словах отвечать немедленным и жёстким действием – таким образом устранялась ненужная пауза с сотрясанием воздуха, которая и так, как показывала практика, оканчивалась физическим контактом, жёстким и болезненным.

      Не вставая и не меняя позы, ребром подошвы своих походных сандалий он как можно сильнее двинул крепыша в левую голень. Налитые джонни уолкером глаза немедленно заледенели и попытались вывалиться наружу, когда Всеслав довершил давно отработанный приём, который, правда, пришлось исполнить из той же позы сидя и не привлекая внимания: со всего маху дал крепышу под дых. Именно тут пришлось встать, подхватывая тело под мышки. На них уже смотрели пассажиры и кто-то из окружения крепыша, похоже, пропустившие начало беседы. Всеслав с обиженным видом перевернул тело спиной к себе (джонни уолкер мог неожиданно хлынуть обратно) и сообщил всему салону:

      – Ну, ребята, вы чего? Вон как человеку поплохело!

      После военной хитрости Всеслава волнения странным образом утихли. Дальше, после «зрелищ», по всем правилам древнего Рима, шёл «хлеб», а именно кормёжка. Краем глаза Всеслав предусмотрительно поглядывал в сторону притихшего крепыша, сидящего посерёдке у правого прохода и опекаемого такой же крепкой девицей и каким-то своим корешем, немного на него похожим. Крепыш, придя в себя, никак не выказывал своего недовольства тайным конфузом, но лишь после обеда Всеслав поймал на себе его взгляд: глаза являли собой две колбы для кофеварки, где неслышно кипел давешний джонни уолкер. Взяв это на заметку, Всеслав пожелал только одного: чтобы этот персонаж не оказался в том же отеле, что и он. Он представил, как прямо сейчас встаёт и, подойдя к креслу крепыша, любезно осведомляется у него именно об этом факте, а потом они красочно и резко перемещаются по салону…

      Всеслав не терпел никаких стадных инстинктов и потому проигнорировал массовое паломничество к туалетам, которое, как правило, происходит сразу после взлета