Внеплановый ремонт. Виктор Улин

сиденье стула лежали прозрачные колготки, на спинке висело платье, сверху белели трусы и чернел бюстгальтер.

      Он был небольшим в сравнении с теми парашютами, что носила жена. Обзаведясь выпуклостями достаточно рано, Нина замедлила, потом вовсе остановила рост своих форм; сейчас ее грудь стала даже не средней, а маленькой.

      Точнее, такой она казалась: обнаженной сестру Ларионов не видел больше двадцати лет.

      Их нежные объятия обуславливались ночными привычками. Став спать в разных комнатах, они перестали раздеваться на глазах друг у друга.

      Опять увидев Нинино белье, Ларионов почувствовал, как внутри что-то дрогнуло.

      Это «что-то» было не постыдным, а смешным. Но тем не менее он оглянулся на дверь – понял, что сестра еще намывается, и взял в руки ее бюстгальтер.

      Далеко не новый предмет туалета пах ее телом, ее косметикой.

      Когда-то давно Ларионов смог бы узнать запах сестры среди сотни одинаковых девочек. Та память не стерлась, но Нина перестала быть той Ниной.

      И было бы странно, улови он нечто знакомое в запахе тридцативосьмилетней чужой женщины.

      Аккуратно – чтобы сестра не поняла, что брат трогал ее интимные вещи – Ларионов положил бюстгальтер на прежнее месте, прошел мимо шумящего душа, достал из холодильника водку, с хрустом свернул девственную пробку, налил полную большую рюмку и быстро выпил.

      3

      – Саш, спину мне потри, пожалуйста! – донеслось из коридора.

      Там клубилась сырость, смешанная с запахами шампуня и геля.

      – Что? – переспросил Ларионов, не успев решить, не выпить ли сразу вторую рюмку.

      – Спину мне потри, если нетрудно.

      Сквозь марево свободы сверкнуло какое-то дежавю.

      Он недавно вспоминал, как они мылись совместно – и вдруг сестра, словно подумав о том же самом, позвала к себе.

      Ларионов прошел в коридор, открыл дверь.

      В сверкающей ванне намывалась высокая белая женщина. Это была не жена и не одноразовая любовница, найденная на сайте знакомств, а родная сестра.

      Она стояла спокойно, наливая на мочалку Еленин гель с ароматом папайи.

      В ханжеском русском социуме, где веками говорили не то, что думают и делали не то, что хотят, было не принято видеть взрослую сестру обнаженной. Здесь даже посетители нудистских пляжей – куда немцы ходили и с родными и с семьями друзей – считались почти что маргиналами.

      Русские привычки казались Ларионову чуждыми, но он все-таки остановился на пороге.

      Он не мог понять, что сейчас происходит: откат в детство, или резкий скачок в нынешних взрослых отношениях.

      Ясным было лишь одно: Ларионов знал, что нынешний вечер проведет вдвоем с сестрой, а ловлю женщин отложит на завтра.

      – Как хорошо, что ты открыл дверь, – сказала она, не обратив внимания на его замешательство. – Не закрывай, пожалуйста, душно до смерти.