Внеплановый ремонт. Виктор Улин

«подсмотреть», характерное для семей, где растут близкие по возрасту брат и сестра, оказывалось неприменимым к образу их жизни.

      Прячась от ауры скандала, которая висела в квартире, как угольный дым, они всякую минуту стремились юркнуть к себе и отъединиться от родителей. Те, поглощенные борьбой, не обращали внимания на постоянно закрытую дверь детской комнаты, не имели подозрений, что там может делаться что-то непозволительное.

      Непозволительного там и не делалось; просто брат и сестра росли без взаимных тайн.

      Впервые осознав различие в строении, они некоторое время веселились, играя неприличными органами друг друга. Это произошло в столь раннем возрасте, что в баловстве не содержалось чувственности. Наигравшись, они привыкли к различиям, перестали их замечать. У себя в комнате брат с сестрой спокойно переодевались, не стесняясь показаться друг перед дружкой обнаженными и не видя в том предосудительного.

      Совместные ночи тоже перетекали из качества в качество.

      Ларионовская кровать оставалась неизменной, а оба росли.

      Привыкнув спать рядом, однажды они обнаружили, что поневоле касаются друг друга телами. В подростковом возрасте пришлось обниматься, чтобы не упасть.

      К тому времени Ларионов стал чувствовать сквозь Нинину ночную рубашку мягко выпирающие выпуклости на том месте, где когда-то имелись только большие круглые соски.

      Это не смущало.

      Несмотря на то «полноту» семьи, Ларионов воспринимал сестру почти как дочь. Ночью рядом дышала все так же, незаметно выросшая, крошка, которую он сам кормил через соску из бутылочки.

      Сексуальное развитие шло нормальными темпами. В нужный момент он осознал, для каких целей предназначена та часть, на которую Нина когда-то привязывала бантик из красной шелковой ленточки.

      Позиционируемая как ребенок, сестра все-таки была существом иного пола. В правильном возрасте его тело стало нескромно реагировать на ее соседство и этого не удавалось скрыть.

      Но Нина делала вид, что ничего не замечает, а ее реакция для Ларионова оставалась непонятной.

      Обнимаясь в постели так, как это делают любовники, они никогда не ласкали друг друга.

      На самом деле, Нинина близость будоражила ему только тело, душа оставалась по-прежнему непорочной и не имела отношения к внешним проявлениям.

      Возможно, если бы Ларионов – созревший мальчишка – впервые оказался рядом с сестрой, обретающей женские округлости, реакция оказалась бы иной. Но они спали вместе много лет; физиологические метаморфозы шли мимо их невинной близости.

      Еще через некоторое время темы ночного шепота поменялись. Они уже не строили воздушных замков на песке, а обсуждали Нинины секреты.

      Сестра делилась ими с братом, как должна была делиться с матерью. она не стеснялась в описании чувств, но и это казалось нормальным.

      Вспоминая те годы, Ларионов понимал, что они с Ниной, подсознательно протестуя, создали модель нормальной семьи в противовес ненормальной семье родителей.

      Брат оберегал