Причастие. Владимир Чугунов

в дальний угол зала, словно изваяние, преданно простояла до конца вечера. И когда заиграли прощальный вальс, вышла вместе со всеми.

      Убрав в артистическую аппаратуру, музыканты дружной толпой вывалились на крыльцо. Заперли клуб. Немного поговорили о необходимости срочной репетиции для пополнения репертуара, после чего, обронив «Побегу!», всего лишь для отвода глаз Павел направился в сторону дома, однако жена барабанщика не упустила случая под общий смешок кольнуть:

      – Ты туда ли?

      – Да пошли вы!

* * *

      Ну что такого особенного, о чём он раньше не знал, чего прежде никогда не испытывал, с ним произошло? Нет, ну это же натуральное безумие! Ну для чего, зачем он идёт? А если кто-нибудь увидит? Хотя кто же, кроме непутёвой скотины, в такой лютый мороз по улицам шататься станет? Да, может, его ещё никто и не ждёт. Вот смеху было бы, когда бы он притащился, а там никого.

      Но она стояла на самом виду, под фонарём. И, точно школьница, в коротеньком пальтишке, вязаной шапочке, в опровержение своего возраста, чтобы согреться, прыгала, играя в классики. Его даже озноб прошиб, на неё глядя. Не доходя десяти шагов, он побежал и, подбежав, как в армии, продолжая бежать на месте, сказал:

      – Бежим! Бежим-бежим, а то замёрзнем!

      И она, ни слова не говоря, за ним припустила. Бежали до тех пор, пока не выбились из сил.

      – Согрелась?

      – Даже пальто скинуть хочется!

      – Ну-ну, скинуть! Не останавливаться! Быстрым шагом идём, чтобы успокоить дыхание. Нельзя сразу останавливаться. Сердце может остановиться.

      – Поди, не остановится. Вот если бы ты не пришёл, точно бы остановилось.

      – Ты это серьёзно? Что-то я тебя раньше не видел.

      – А я и не ходила.

      – Ни к нам, ни в Горбатовку?

      – Не-а.

      – И что такое случилось?

      – А ничего не случилось. Взяла да пошла. А раньше стеснялась.

      – Чего?

      – Что маленькая такая. Ой, и чего я только не перепробовала, ну не расту и всё. И что мне такой маленькой на танцах делать? Паспорт с собой носить? А то и не пустят. Да и кому, думала, я такая нужна? Со мной и танцевать никто не захочет. И что, стоять – и всем завидовать?

      – А видишь, как вышло?

      Она восторженно протянула:

      – Да-а!

      – И почему больше ни с кем танцевать не пошла?

      – Как это? – удивлённо глянула на него снизу. – Ты мне свидание назначил, а я с другим танцевать пойду?

      Царапнуло. Совсем, как тогда в Нижнеудинске, на льду Застрянки, когда Танюха обронила вдогонку: «Паш. Я приду». Но он и на этот раз отмахнулся. Благодарно приобнял её одной рукой, прижал, с наигранной весёлостью спросил:

      – Верная, стало быть, такая?

      – А что, и верная, и что? Вот ты скажи, только честно, ты меня почему выбрал?

      – Не я тебя, а ты меня.

      – Я? – удивлённо округлила она глаза, но тут же согласилась: – И я. Но я – ладно. Ты почему?

      Но он и на этот раз уклонился от прямого