Причастие. Владимир Чугунов

жил записку – на машинописном листе рукою жены крупными буквами с подчёркнутой старательностью было выведено красным карандашом: «Я тебя ненавижу!!!»

      И сразу навалилось…

      Нет, он ничего не забыл, ничего не заспал и, наверное, уже никогда не заспит и не забудет, как в тот памятный вечер по выходе из сквера Пашенька заговорила о Насте, жене, уверяя, что она любви его больше, чем он думает, достойна, и стоит ему только начать, как всё у них сразу образуется. И когда он сказал, попробует, категорично возразила: «Нет, ты это сделай». И хотя он утвердительно кивнул, до конца сессии (да и потом, иначе разве бы до такого дошло?) пребывал в душевном раздрае, казня себя за то, что до последней встречи не смог принять окончательного решения, малодушно переложив его на чужие плечи (да ещё на чьи!), а теперь было поздно, и от этого хотелось выть. И потом, что это за абракадабра такая – заставить себя любить того, кого он, может быть, никогда и не любил, а просто пожалел. Казалось, и женился он единственно из жалости. Не было ни уважения, ни взаимопонимания в семье, его интересовало одно, Настю – другое. И как это переменить? Должен! В ту особенную минуту ему и в самом деле казалось, что «должен» и даже «может», но схлынуло всё это напускное, и вот уже никаких обязанностей за собой он не чувствовал. Жизнь одна. И почему он «должен» прожить её не так, как ему хочется, а как велит какой-то призрачный долг? И, раздираемый чувством протеста, в обиде на весь белый свет, ни к дьякону Петру, ни в мастерскую Ильи, ни к Иннокентию в Морозовский особняк не поехал.

      Всё! Незачем! Хватит!

      И сразу подхватило. И началось, как нарочно, с того самого «Хрустального» кафе, куда по старой памяти после творческого семинара с ребятами завалились. И надо было такому приключиться: только вошёл и сразу столкнулся с Герой Левко в компании коллеги по работе и двух молоденьких девчушек. Оказалось, в Москве по делам, инкогнито, Ирка-жена, не знает, а так второй год в председателях.

      – Где?

      – Угадай с трёх раз!

      – В Белогорске?

      – Не забыл, бродяга!

      – Забудешь с тобой… И как?

      – Да ничего, не жалуемся. Приезжай, не пожалеешь.

      Из чистого любопытства поинтересовался:

      – Кем возьмёшь?

      – Начальником участка, извини, поставить не могу. Имеется. Вот. Собственной персоной. Познакомьтесь. Это Коля. Это Паша. – Они пожали друг другу руки. – А зав. базой или по снабжению хоть сейчас.

      Из одной лишь учтивости Павел ответил, что подумает, и сразу перевёл на другое:

      – Аркаша, случаем, не у тебя?

      – Звал. Отказался. На нефелиновом руднике на «белазе» ишачит. С Лариской кирдык.

      – Да что ты! Вот гад, а матери ничего не пишет! И как теперь?

      – Да живёт с одной. Из новеньких. Страх сколько понаехало. И почти одно бабьё.

      – Понятно. С Алтаем, значит, всё?

      – Так при тебе ещё завязали.

      – Помню. Да подумал, может, опять… Постой, а Семёна куда дел?

      – В Семипалатинске Сенька. Старательская артель «Алтынай». Слыхал?

      Откуда? Знает только, что Михалыч с отчимом, расставшись с Семёном в позапрошлом году, подались на Урал, в Невьянск.

      – И мать перед выходом на пенсию с ними укатила.

      – Ясненько. К нам какими судьбами?

      Однако стоило ему с напускной скромностью сообщить, что поступил в Литинститут, на сессии, как тут же усадили за стол, попросили официанта принести дополнительный прибор, налили водки, выпили и не иначе, как «наш Джек Лондон», уже не называли, а девчушки перед ним, как перед знаменитостью, даже заискивать стали. Особенно одна, глупенькая такая, натуральный мотылёк. Он даже поинтересовался:

      – Ты школу окончила ли?

      На киношный манер затянувшись сигаретой и пустив струйкой дым, хмыкнула:

      – Давно.

      – Тем летом?

      Оказалось, по-за тем, второй год по вербовке на стройке, штукатур-маляр, само собой, не москвичка, как и сидевшая с ней за столом подружка.

      – И про что пишете?

      Но ему не хотелось делиться такими подробностями с этой… Не знаешь даже, как и назвать… Вот если бы на её месте очутилась красавица Веруня… Но чудеса не случаются дважды. Он понял это после первой встречи с Полиной, хотя после второй – чуть не месяц измывался над женой – то не так, это не эдак… Полина… Прекратится это когда-нибудь или нет?..

      И тут же поднялся.

      – Извини, Гер, я к своим!

      – Давай! Надумаешь, приезжай. Не забыл телефон?

      – Нет.

      – Звони, если что.

      – Ладно.

      И, взбаламученный встречей, раздираемый противоречиями, не зная, в какую сторону метнуться, остаток вечера провёл за скромным студенческим столом.

      А потом чуть не до утра рубились в общежитии.

      – Хоть убейте, не понимаю, для чего это написано, к чему все эти восхитительные подробности, акварельная изысканность