Наотмашь. Марина Кистяева

свою. После того, как я рожу. Я не буду противиться вашим встречам и…

      – Ты слышишь, какую чушь несешь? Повторяюсь, хватит, Майя.

      – Нет, не хватит, – она в отчаянии потрясала головой. Разговор с Вадимом Баговым – её последний шанс. И именно здесь и сейчас. Потому что после будет поздно. Отец выдаст её замуж в ближайшие дни. Не посмотрит на траур, обыграет это так, что родственники, знакомые и партнеры ещё и по плечу его будут хлопать. – Я всё понимаю… Мой ребенок относится и к вашей семье…

      – Если ты сейчас же не прекратишь пороть ахинею, я просто отберу у тебя ребенка, женщина.

      Он сказал это тихо.

      Начал говорить, когда она набирала в грудь воздух, чтобы продолжить на выдохе свою пламенную речь, но ей пришлось замолчать, чтобы услышать его тихие слова.

      Без крика. Без лишних эмоций.

      Простая констатация факта.

      Но если Майя думала, что самое страшное уже услышала, то она ошиблась.

      – Сын моего брата будет воспитываться в моей семье. Войдешь ты в неё или нет – тебе решать. Не хочешь выходить за меня… Знаешь ли, девочка, насильно в ЗАГС не потащу. Не переживай. Составим договор, контракт, по которому ты будешь обязана передать ребенка после рождения мне. Скажешь, что законы Российской Федерации будут на стороне матери? Конечно, будут. Только суд я затяну на долгие годы, и, пока идет разбирательство, ребенок будет проживать со мной. Сколько без поддержки отца и родни ты со мной сможешь судиться? Год? Сомневаюсь. Послеродовая депрессия и так далее и тому подобное. Я, надеюсь, ясно обрисовал перспективы?

      По мере того, как он говорил, глаза Майи расширялись, и внутри всё покрывалось холодом.

      Каждое слово, каждое выражение впечатывалось в сознание девушки.

      Как это – отобрать ребенка? Не своего… Разве такое возможно?

      Если бы Майя росла в среднестатистической семье, например, учительницы и водителя, она безоговорочно сказала бы, что нет. Невозможно.

      Но она росла в семье, где часто попирали закон, где юристы находили такие лазейки, что становилось страшно от вседозволенности некоторых. И хорошо, если решение проблемы находили юристы, а не другие… уполномоченные.

      – Я…я не понимаю… Это не ваш ребенок… Зачем он вам, Вадим?

      Она цеплялась за последние доводы. Пыталась ещё что-то говорить. Как-то пробиться сквозь капитальную стену непонимания.

      – Ты слышала всё, что я сказал.

      – Вы… вы – чудовище, – выдохнула Майя, поднимаясь. Находиться в обществе человека, который оказался хуже, чем она предполагала, становилось невыносимо.

      Она смотрела на него и больше не видела.

      Не могут люди играться чужими жизнями. Не могут всё принимать за других. Это неправильно. Это несправедливо.

      – Какой есть.

      Слова донеслись до неё сквозь пелену.

      Зря она приходила.

      Зря на что-то рассчитывала.

      Зря…

      Никто ей не поможет.

      Надо…

      Что, Майя?

      Надо брать себя в руки. Ради ребенка. Ради её малыша.

      – Спасибо,