Наотмашь. Марина Кистяева

светловолосая, с идеальной молочной кожей, которую хотелось рассмотреть поближе и удостовериться, что без изъяна. Губы бантиком поджаты.

      Вадим остановился в паре метров от неё. Девочка напряглась сильнее и сделала в его сторону шаг.

      – Доброе утро. Извините, пожалуйста, а вы не знаете…

      Она оборвала сама себя и сделала шаг назад – Вадим скинул капюшон, и она увидела его лицо.

      Несмотря на то, что они с Тимом вели разный образ жизни, сходство между близнецами никуда не делось.

      Вадим остановился и пристально посмотрел на гостью.

      И голос у неё соответствующий – мягкий, не звонкий. Ласкающий. В его порочном, испорченном женским вниманием сознании сразу же возникла мысль: а как он будет звучать, когда она будет кончать?

      Под ним.

      Твою ж мать.

      Верхняя губа Вадима дернулась в потребности оскалиться и выругаться уже вслух.

      Она его узнала. Сразу же стушевалась, побледнела сильнее, руки заломила.

      – Я… Меня зовут…

      Она разговаривать с ним, не заикаясь, не могла!

      – Я знаю, кто ты, – грубо бросил Вадим, засунул руку в карман и активировал ворота. – Раз пришла – проходи. Отец в курсе, что ты… у меня?

      Она мотнула головой.

      – Нет, – Майя Садарова шумно сглотнула. – Я должна была с вами встретиться в девять часов.

      – Весело. Значит, без ведома Наиля.

      – Да. Мне надо… поговорить с вами.

      А ему?.. Вот прямо здесь и сейчас? На рассвете, когда эмоции кроют так, что дышать нечем, и в груди не проходящее ощущение воткнутого лома?

      Он указал рукой, чтобы она проходила первой.

      Девочка снова стушевалась. Как, интересно, она собиралась вести с ним диалог, если дрожит, точно осиновый лист? Но смелости набралась, шагнула вперед, оказавшись рядом с ним.

      Вадим не ошибся – кроха. Самая настоящая. Если бы обувь на платформе или на каблуках, ещё повыше казалась бы. А так – сколько в ней? Не больше метра пятидесяти пяти. Может, шестидесяти. И он – больше метра восьмидесяти. Вес – за сотку.

      Она тоже чувствовала разницу в комплекции, потому что её взгляд бегло прошелся по нему, оставляя невидимые следы. Да и держалась она особняком, явно опасаясь приближаться ближе.

      Девочка-девочка, зачем тогда вообще пришла?

      В дом они входили молча.

      Она ступала осторожно, так же осторожно осматривая его холостяцкую берлогу, которая таковой скоро перестанет быть. И смех, и грех. Вадим провел по коротким волосам. Ситуация патовая.

      Но он знал, что так будет. Что возникнут проблемы. Их будет много.

      – Пошли на кухню. Кофе? Чай? Воды?

      – Воды, если можно.

      Какая культурная… Или таким образом выставляет расстояние между ними, очерчивает личное пространство? Так зря. Нечего было и приходить. Привел бы тебя отец, вот с ним разговор и продолжили бы.

      На кухне после ночных посиделок было не прибрано. Перед сном Вадим загрузил грязную посуду в посудомойку, на этом – всё. Пепельница с окурками, полупустые