Ильгет. Три имени судьбы. Александр Григоренко

в стойбище. Там, возле четырех летних чумов сидели женщина и старик. Они молчали. Оторопев от того, что случилось нынешней ночью, женщина забросила дела. Пустой котел валялся в траве, над верхушками чумов не было дыма, лишь несколько головешек тлели в кострище – вокруг него собрались люди, по привычке спасаясь от гнуса, который к началу осени был уже не столь свиреп. Время его уходило…

      Двое парней бросились в свой чум.

      – Луки берите, стрел побольше! – кричал им отец. – Все, что есть, берите!

      Сам широкий человек не заходил в свое жилище – самое большое из всех. До слуха его донесся скрип, какой издает ветвь надломленного, почти мертвого дерева.

      – А твой лук где?

      Это говорил старик по прозванью Кукла Человека, ибо прожив жизнь до последнего остатка и потеряв даже подлинное имя, почему-то никак не умирал. Он подавал голос так редко, что всякий раз люди вздрагивали, как от незнакомого звука. Жене широкого человека он приходился родным дядей. Она кормила его, иногда – как тем утром, когда старик не мог или не хотел идти сам, – переносила легкое тело через порог. Но Кукла Человека почти никогда не удостаивал племянницу разговором. И потому, услышав скрип мертвого дерева, женщина вздрогнула – так же, как сам широкий человек.

      – Где твой лук? – повторил голос. – И пальма? И железная парка?

      Широкий человек побагровел. Рука с ременной палкой показалась из-за спины и поползла вверх, но остановилась в начале пути.

      – Замолчи, – сказал он шепотом.

      Но скрипящий смех становился все отчетливей.

      – Крепок же ты спать, Ябто, – смеялся Кукла Человека, – как в молодости крепок.

      – Замолчи!

      Старик смеялся.

      – Теперь береги штаны, крепче привязывай ремешки, – с таким хорошим сном и штаны потеряешь…

      Рука с ременной палкой вновь пошла вверх и, наверное, через мгновение старик уже не смеялся бы никогда, но сыновья широкого человека вышли из чума при оружии и окликнули отца.

* * *

      Они быстро достигли излучины Сытой реки и, тяжело дыша, встали у воды. Должно быть, они впервые подумали о том, что пытаются поймать ветер.

      Каждый из них понимал, что украденная лодка уже могла пройти здесь. И тот, кто украл ее, мог остановиться в любом месте длинного петлистого берега.

      Но бессловесное чувство подсказывало, что беглец должен выбрать именно тот путь, на котором его ждут. Все они, особенно сыновья широкого человека, верили, что беглец тоскует по простору, и потому будет что есть сил идти вниз по течению, к устью, где Сытая река пропадает в бескрайнем теле Йонесси. Мысль о том, что есть неизмеримо более краткий путь – переправиться на другой берег и уйти в тайгу, полагаясь на ходкие молодые ноги, – вовсе прошла мимо их носов, потому что на том берегу начинаются земли людей Нга…

      Злоба Ябто на сыновей прошла, хотя он старался скрыть это, глядел волком и говорил резко. В том, что произошло сегодня ночью, сыновья виноваты меньше всего, и, понимая это, широкий человек задыхался от осознания позора больше,