И зелень августа, и иней декабря…. Всеволод Воробьёв

все водохранилища похожи друг на друга, особенно в сентябре. И это – напоминало нам наше любимое Верхне-Свирское. Только в серую погоду оно казалось ещё более унылым. До зорьки оставалось ещё немного времени, и Женька спросил – нельзя ли где-нибудь попробовать поохотиться на утку с подхода. Егерь, молча, кивнул и направил лодку к виднеющейся невдалеке зелёной кромке.

      Вскоре причалили к краю огромного по площади плывуна, где росли лишь редкие заросли тростника и рогоза и повсюду виднелись окна-лужи. Вылезли. Привычно закачалась под ногами моховая плавучая подушка. Ходить по ней – не подарок, но для нас это было всё-таки делом привычным. Егерь остался в лодке, а мы, посовещавшись и сверив часы, разошлись с Женькой в разные стороны, чтобы охватить побольше территории. Я успел отойти не более чем на сотню шагов, когда услышал сдавленный крик егеря:

      – На тебя, спереди! Ружьё мгновенно взлетело к плечу, глаза шарили над поверхностью камышей, – ничего!

      – Вéрхом! – крикнул он ещё раз, и только тогда я увидел их почти над головой. Такие знакомые силуэты двух шилохвостей с длинными тонкими шеями. Попробовал развернуться, чтобы ударить по ним в угон, но правая нога, как назло, застряла в болотных корнях. Неужели всё?! Как вспышка мелькнул, вспомнился долгий, испытующий взгляд егеря, когда мы выходили из лодки…

      И тогда я выстрелил! Без поводки, навскидку, вертикально вверх, даже чуть перегнувшись назад. Я видел, чувствовал, что попал, и тут же с ужасом понял, что, потеряв равновесие от отдачи, сейчас позорно, на глазах у егеря рухну спиной в эту болотную жижу и, если не сломаю ногу, то, по крайней мере, потеряю навязанное ему к нам уважение. Уже падая и держа ружьё всё ещё у плеча, я в последнее мгновение увидел, как совместились в воздухе стволы моего ружья и силуэт второй утки. И скорее со злости, чем по любой другой причине, я выстрелил второй раз, поддёрнув стволами немного вперёд.

      Обе утки, одна за другой, протянув немного, упали, через секунду после того, как я уже стоял на ногах, не успев промочить, как следует, даже локти. Каким образом это у меня получилось, – не знаю! Может быть, во мне незаметно жил акробат?

      Возможный позор неожиданно обернулся триумфом. Когда, подойдя, я небрежно кинул уток на сидение казанки, егерь смотрел на меня, как на восьмое чудо света. Глаза у него были натурально квадратные.

      «Ты всегда так, дуплетом»? – чуть не заикаясь, спросил он.

      «Бывает иногда…» – как можно скромнее ответил я и, потупив глаза, зашагал к стоявшему невдалеке и улыбающемуся во весь рот Жеке. Тихонько обсуждая мой «цирковой номер», мы походили немного вместе, но ничего больше не налетало и не взлетало. А погода продолжала портиться… Вернулись к лодке, но не успели отчалить, как увидели одиночного чирка. Он быстро летел параллельно кромке плывуна, но далеко. По моим меркам – даже очень далеко. Такого же мнения был и егерь, бросив коротко:

      «Далеко, не достать».

      «Да куда он денется»! – рыкнул Жека, хватая с сиденья