И зелень августа, и иней декабря…. Всеволод Воробьёв

тугой спуск. Я уже давно прицелился, давил, давил пальцем на спусковой крючок, а ружьё всё не стреляло. Наконец, раздался не очень сильный звук. От чирка как бы отскочили в сторону два пёрышка и тихо поплыли по течению. А он, отряхнувшись, остался сидеть на месте. Я в недоумении посмотрел на брата, но он подавал мне уже другой патрон. Не помню, как перезаряжал, как целился, как выстрелил второй раз… Ничего не изменилось! Эта маленькая непонятная уточка продолжала сидеть на месте, только чуть ниже наклонила голову. В ход пошёл третий, последний патрон, но и этот выстрел не внёс изменений. И тогда брат начал раздеваться. Глубина там была небольшая, и когда ему стало по грудь, до птицы уже можно было дотянуться рукой.

      Перепачканный тиной, брат вылез из воды и подал чирка мне. И вот, впервые в жизни я держу в руках подстреленную мной из настоящего ружья, но почему-то ещё живую птицу, и не воробья, не зяблика, а утку, настоящую утку! И вдруг я заметил, что мои мокрые пальцы, которыми я держал её, окрасились в красный цвет, и я понял – почему она не шевелится в моих руках, – она умирала! И это я, я её убил… Но эта мысль лишь мелькнула на мгновение в моём сознании, уступив место гордости, – да, да! Это я её добыл! И мне очень захотелось скорее, пока она ещё жива, показать её матери.

      Крикнув что-то одевающемуся брату, я бросился бегом к дому. Бежать, когда у тебя заняты руки, а я держал чирка в обеих около груди, оказалось очень трудно. Вскоре дорога перешла в гору, и стало ещё трудней. Я чуть не задохнулся и вынужден был перейти на шаг. Оставалось всего около сотни метров до дома, когда птица задёргалась в моих руках, издала какой-то кашляющий звук, обмякла и превратилась в то, что обычно висело после охот взрослых в том холодном погребе, куда я любил заглядывать. И тогда, не разжимая рук, я упал лицом в придорожную траву и горько заплакал. Там меня и нашёл подоспевший и смущённый увиденным брат.

      Нам не суждено было вернуться на этот хутор, на это озеро. Ни в следующем, ни в дальнейших годах. С озером Перккиярви, моёй охотничьей колыбелью, я распрощался навсегда. В нашей семье произошли катастрофические изменения, слёз было выплакано гораздо больше, чем мною в тот памятный день на берегу, и с мечтой об охоте и собственном ружье пришлось повременить на долгих четыре года.

      Попасть влёт

      Любой, даже только начинающий охотник прекрасно знает, что попасть дробью в сидящую на ветке или плывущую по воде птицу не очень сложно. Другое дело сразить метким выстрелом «летючую», как говорит, шутя, один мой приятель, а если ещё и на большой скорости, то – ой, как не просто!

      О стрельбе по летящим птицам в охотничьей литературе написано много всего, – и рассказов, и наставлений, где вроде бы всё понятно, пока читаешь. А придёшь на болото или на озеро, увидишь взлетающую из камыша утку, и всё прочитанное из головы как будто тоже улетает. Хочется скорее нажать на курок, пока она ещё близко – бах – и мимо.

      Борька Бобров, мой охотничий приятель, как-то сказал мне, что