6 | Поэтический дневник. Александр Левинтов

не предполагающий пятничный вечер взрывается грохотом ударно-медного оркестра. Каждый из уличных музыкантов старается быть, прежде всего, самым громким в оркестре. Мелодия и прочая ерунда – потом.

      Страсти накаляются с каждой новой мелодией. Наша малопроезжая улочка и вовсе перекрывается юными соловьями-разбойниками. Публика заводится: у каждого в руках оказывается бутылка или стакан красненького, дети забрасывают медленно ползущие машины конфетти, маленький негритёнок отплясывает брейк-данс с таким мастерством и остервенением, что к нему присоединяются возбужденные его выкрутасами дамы, совсем недавно получившие права гражданства. Больше всех в заводе, конечно, музыканты. Энергичная барабанщица выколачивает дух из своего огромного барабана, потом хватается за валторну и выдувает из нее все, что та может, затем с той же неупоённостью звуки выгребаются из саксофона, и лишь пара поспешных глотков из горла бордосской бутылки оставляют в живых и ее и ее инструменты.

      Не все парижане на уикэнд уезжают в Ниццу, Лондон или Фонтенбло.

      В субботу мы наблюдали разгул этого праздника: перед Инвалидами и вокруг Эйфеля валялись стада недораздетых людей, у Сорбонны студенты колоннами выражали что-то, перекрывшее движение напрочь, у Бастилии шел митинг с зажигательными речами. В Париже совершенно невозможно понять из-за накала страстей, патетики и пафоса: это театральное, политическое или сексуальное действо. Скорей всего, все это вместе взятое и неотделимо одно от другого. В воскресенье разгул продолжался: опять по нашей узенькой прошелся ударно-духовой трам-тарарам активистов квартала: они возражали против платьев без рукавов (или боролись за них), в одной из мелодий я даже узнал «Караван» Дюка Эллингтона.

Париж, июнь 2007 года, дневник

      пятница, ранний вечер

      раннего времени года

      этот Безумий намечен,

      конечно, в любую погоду

      и каждый участник оркестра,

      не слыша соседа и даже

      не зная имени мэтра,

      гремит своё эпатажно

      на узенькой rue Veron

      от грохота и конфетти

      стоит гомерический стон,

      такой, что нельзя пройти

      у всех – стаканчик с вином,

      пей, веселись и пой,

      богач, и плебей, и гном —

      Верон сплетёт всех собой

      кабриолеты, застряв,

      в путах цветов и вина,

      кличут радостный мяв,

      Верон от смеха пьяна

      недораздетых людей

      толпа горяча и остра,

      в свете оконных огней

      отблески искр от костра

      я погружаюсь в толпу,

      угол двух Рю подперев,

      как будто ныряю в волну

      бордосских бутылок и дев

      от шалостей – вдребезг шальной

      я вспомнил вдруг город родной,

      печально-угрюмый, больной,

      с забитой ТВ головой

      размышление

      Если бы я знал причину, по которой я здесь, меня бы здесь не было

      Китайская книга «Два ларца, бирюзовый и нефритовый»

      жизнь течёт желаньями и снами,

      в полумраке смыслов