Из хорошей семьи. Мария Воронова

похоже, затянулась, потому что Лидия Александровна кашлянула.

      – Вы занимались? – спросил он.

      Она энергично кивнула.

      – Тогда, учитывая вашу ситуацию, билет тянуть не будем, а я задам самый простой вопрос, – Евгений нахмурился, прикидывая, что гарантированно не вызовет затруднений даже у слабо подготовленного человека, – коротенько изложите мне суть работы Владимира Ильича Ленина «Материализм и эмпириокритицизм». Буквально в двух словах.

      – А, это легко! – Ледогорова просияла. – Это о критике империализма.

      Евгений оторопел.

      – Империализм это очень, очень плохо, – проникновенно заявила Лидия Александровна.

      Евгений вскочил:

      – Да вы издеваетесь, что ли, надо мной?

      – Нет, а что?

      – А то, что ситуация из серии «какого цвета учебник»! Если бы вы хоть раз его открыли, то увидели бы, что не империо-, а эмпириокритицизм.

      – Ах вон как… Но империализм же все равно нехорошо?

      – Да господи!

      Евгений пробежался вдоль доски, злясь то ли на себя, то ли на соискательницу, то ли на основоположников за то, что много и плодотворно работали, а теперь их труды никто не хочет понимать.

      – Ну, пожалуйста-пожалуйста! – взмолилась Ледогорова. – Зинаида Константиновна обещала, что вы поставите!

      Он отмахнулся:

      – Я и так пошел вам навстречу, задал простейший, азбучный вопрос.

      – Послушайте, но у меня действительно нет времени к вам кататься.

      – Тем более не нужно тратить его на напрасные поездки! – рявкнул Евгений. – Я же вам ясно сказал – готовьтесь.

      – У меня просто мозг ломается от этой вашей науки… – упавшим голосом проговорила Ледогорова. – Как открою учебник, так дым из ушей сразу идет.

      – Помнится, я вам и в этом помощь предлагал. А вы зачем-то Ануфриеву приплели…

      Лидия Александровна энергично замотала головой:

      – Нет, нет, я ни о чем не просила, просто Зинаида Константиновна очень за меня переживает.

      Евгений хотел удержаться, но не смог:

      – А она не переживает, что допускает к самостоятельной научной работе человека, сломавшего, как вы говорите, мозг на самых азах философии?

      – За это не волнуйтесь, – Ледогорова встала и резким мужским жестом одернула пуловер, – что ж, если упрашивать вас бесполезно…

      – Бесполезно, – буркнул Евгений, стараясь не смотреть на ее небольшую высокую грудь.

      – Тогда я пойду. Всего хорошего.

      Он долго смотрел, как она быстро уходит по длинному коридору, на ходу накручивая свой шарф, длинный, как шлейф. Когда дверь на лестницу закрылась за ней, Евгений отправился в туалет курить, недоумевая, почему он вроде бы поступил как честный человек и принципиальный преподаватель, а на душе такое чувство, будто опозорился.

      До следующей пары оставалось еще полчаса, и он, позвякивая в кармане своими богатствами в размере ноль рублей тридцать копеек, отправился