Весенняя коллекция детектива. Татьяна Полякова

дверь кто-то заглянул, увидел совершенно красную Олимпиаду Владимировну и Марину Петровну, которая держалась за стену, как будто боялась упасть от ужаса.

      – …только ваше мнение принимается в расчет! Но нельзя вечно пускать пыль начальству в глаза, Марина! Ну, они нас в конце концов раскусят, и все дела.

      – Итак, ты занимаешься делом, болтая с журналистками, а я пускаю пыль в глаза.

      – Да нет же! Я тоже пускаю! Но в конце концов кто-нибудь покажет начальству наши пресс-релизы, которые мы шлем в газеты, и нас уволят с позором, понимаете? А с журналистами только и могут быть дружеские отношения! А как же иначе?! Мы же не платим за материалы! Мы с них потребовать ничего не можем именно потому, что не платим.

      – Проплаченные материалы – удел никуда не годных пиарщиков! – закричала Марина Петровна, которая искренне считала, что она «пиарщик». – Мы не допустим, чтобы честное имя холдинга!..

      – У холдинга нет никакого имени, – перебила Олимпиада, – ни честного, ни нечестного! Никакого нет! Имя ему должны были создать мы, а мы ни черта не создали! Мы только и делаем, что гоняем туда-сюда бессмысленные тексты! У нас у всех в компьютерах давно забиты «болванки» так называемых пресс-релизов! Мы в них только слова меняем, и все!

      – Боже, – простонала Марина Петровна и опустилась на стул, взялась за сердце и стала ловить ртом воздух.

      Но Олимпиада Владимировна, закалившаяся и возмужавшая в боях, была неумолима.

      – Так же гораздо проще! Мы просто подставляем названия и фамилии и снова рассылаем! Никита написал предложение по Челябинскому заводу, что вы сказали?

      – Это предложение никуда не годится!

      – Это вы никуда не годитесь, Марина Петровна, а предложение как раз отличное!

      В дверях теперь толпилось много народу, и задние выглядывали из-за передних, чтобы лучше видеть, какая битва происходит в кабинете. Лица у всех были встревоженные и бессмысленные.

      – Замолчи, – приказала Марина Петровна и тяжело задышала, стараясь не зарыдать. – Замолчи сейчас же. Считай, что ты уволена. Прямо с сегодняшнего дня.

      Но не тут-то было!

      Если бы Олимпиаду уволили на прошлой неделе, она бы понуро ушла и потом долго доказывала бы Люсинде и Олежке, что ее уволили «незаконно» и «против правил», и плакала бы, и пила успокоительное, но уволили ее сейчас, и просто так она ни за что не сдастся!

      – Вы не можете меня уволить, – сказала она, глядя в ненавистное лицо. В этот момент она всерьез ненавидела Марину Петровну. – Потому что не вы принимали меня на работу! Я уйду, только когда меня уволит Николай Вадимович Сорокин, потому что он-то как раз принимал меня на работу.

      – Можешь не сомневаться, – сказала Марина Петровна, достала носовой платок, приложила его к глазам, а потом с отчаянием высморкалась. – Николай Вадимович тебя уволит.

      Олимпиаду вдруг отпустило, и она увидела все со стороны – толпу сотрудников в дверях, несчастную, убитую горем и ее, Олимпиадиным, вероломством Марину Петровну, брошенную папку под названием «Деловые издания»,