Прощай, Золотой лев!. Сьюзан Хинтон

ю), но не обнаружил ни одного, так что я пошел к стойке и запрыгнул на табурет.

      – Мне пива, – сказал я, и Чарли, который как раз полировал стаканы, как и любой бармен, которого вы встретите, кинул на меня мрачный взгляд.

      – О’кей,  – жизнерадостно сказал я.  – Колы.

      – Твой кредит, Брайон, не огонь,  – сказал Чарли.  – У тебя есть наличные?

      – Несчастные десять центов! Ты мне что, колы за десять центов не нальешь?

      – Кола стоит пятнадцать центов. Ты уже напился тут колы на три доллара и если до конца месяца не заплатишь, придется мне выбивать из тебя эти деньги.

      Он сказал это дружелюбно, но всерьез. Чарли был мой друг, но еще он был бизнесмен.

      – Я заплачу,  – заверил я его.  – Не беспокойся.

      Чарли кривовато усмехнулся.

      – Я и не беспокоюсь, парень. Это тебе следует беспокоиться.

      Я и беспокоился, по правде говоря. Чарли был здоровый бугай, так что выбивание трех долларов очень даже внушало мне беспокойство.

      – Привет, Марк,  – крикнул Чарли.  – Сегодня обжуливать некого.

      Марк, который наблюдал за игрой двух парней, подошел и уселся рядом со мной.

      – Да, это правда.

      – Ну и слава богу,  – сказал Чарли.  – Когда-нибудь вы, ребята, здорово влипнете. Кто-нибудь узнает, что вы тут проворачиваете, сорвется и засунет вам кий по самые гланды.

      – Не засунет,  – сказал Марк.  – Дай мне колы, Чарли.

      – Наш кредит на нуле,  – мрачно сказал я.

      Марк недоверчиво уставился на Чарли.

      – Ты шутишь что ли? Когда это мы тебе не платили?

      – В прошлом месяце.

      – Ты сам сказал, что запишешь на этот месяц. Ты сам так сказал. Так что не понимаю, почему бы тебе туда еще двадцать центов не добавить.

      – Тридцать,  – поправил его Чарли.  – И, как я только что сказал Брайону, если в ближайшее время я не получу своих денег, мне придется вытрясти их из пары сопляков.

      – Я принесу тебе деньги завтра, если прямо сейчас дашь нам по коле.

      – О’кей,  – согласился Чарли. Так происходило почти всегда. Такой у Марка был дар: всё ему сходило с рук. Он мог уболтать любого.  – Но если завтра не получу денег, я вас найду.

      Мне стало не по себе. Я однажды слышал, как Чарли сказал это одному парню. А еще я видел этого парня после того, как Чарли его нашел. Но если Марк говорит, что завтра достанет три доллара, значит, достанет.

      – Кстати, насчет поиска,  – продолжал Чарли.  – Тут вас дитя цветов разыскивало.

      – Эмэндэмс? [1] – спросил Марк.  – А чего он хотел?

      – А мне откуда знать? Он странный малыш. Милый, но странный.

      – Ага,  – сказал Марк.  – Тяжеловато небось быть хиппи в нашем районе, полном шпаны.

      – Говори за себя, парень,  – сказал Чарли.  – Если кто-то живет в нашем районе, это еще не делает его шпаной.

      – Ты прав,  – сказал Марк.  – Но прозвучало глубоко, скажи?

      Чарли странно посмотрел на него и дал нам по бутылке колы. Вечерело, подтягивались еще посетители, так что Чарли перестал с нами разговаривать и занялся делами. Народу было немало.

      – Откуда ты возьмешь три доллара? – спросил я.

      Марк допил свою колу.

      – Не знаю.

      Меня это просто взбесило. Марк всё время такое откалывал. Кому уж знать, как не мне. Марк поселился у меня, когда мне было десять, а ему девять; его родители перестреляли друг друга по пьяни, моей старушке стало его жалко, и она взяла его жить к нам. Моя мать хотела сто детей, а получился всего один, так что до того, как заполучить Марка, она кормила каждую бездомную кошку, которая проходила мимо. Нечего и говорить, сколько детей она бы подобрала, если б могла прокормить больше, чем двоих,  – меня и Марка.

      Мы с Марком подружились задолго до того, как он переехал к нам. Он жил на той же улице, и мне казалось, мы с ним всегда были вместе. Мы ни разу не подрались, ни разу не поссорились. Внешне мы были две противоположности: я высокий, с темными волосами и глазами, как у щенка сенбернара – ну я и не против, потому что девчонки не могут устоять перед щенком сенбернара. А Марк маленький и хрупкий, со странными золотыми глазами, волосами того же цвета и улыбкой дружелюбного льва. Он был гораздо сильнее, чем казался,  – в армрестлинг он бы меня сделал. Он был мой лучший друг, мы были как братья.

      – Пошли найдем Эмэндэмса,  – вдруг сказал Марк, и мы вышли из бара.

      На улице было темно и прохладно. Может, это потому, что началась школа – когда она начинается, всегда кажется, что наступила осень, даже если на улице жара.

      Бар Чарли стоял на задрипанной улице с кучей других баров, откуда нас всегда выгоняли, стоило только зайти, кинотеатром, аптекой [2] и секонд-хендом, в окне которого всегда стоял плакат «Мы покупаем почти всё» – и, судя по виду одежды в витрине, плакат не врал. Когда мою старушку положили в больницу, мы так поиздержались,

1

«Эмэндэмс» – название шоколадного драже M&M’s.  – Здесь и далее приводятся примечания переводчика.

2

В шестидесятые годы в аптеках могли продавать не только лекарства, но и косметику, сладости, газеты и журналы.