Имперские войны: Имперские танцы. Имперские войны. Имперский гамбит. Сергей Мусаниф

не терял надежды и старался вовсю.

      Когда Юлий вошел в кабинет майора, на большом дисплее контрразведчика красовалось его личное дело с фотографиями и отрывками из официальной хроники. Юлий ненавидел свое досье. На его взгляд, для двадцати пяти капитанских лет оно было неприлично объемным.

      Юлий со всем возможным комфортом попытался устроиться в неудобном кресле для посетителей и вперил в майора взгляд своих невинных глаз.

      – Доброе утро, капитан, – сказал майор.

      – Утро – это то время суток, которое я предпочитаю проводить в постели в бесчувственном состоянии, называемом сном, – сказал Юлий. – А потому оно по определению не может быть добрым, если я сижу в дурацком казенном кресле и меня готовятся допрашивать.

      – Как знаете, – согласился майор. – Кстати, нашу беседу никак нельзя назвать допросом.

      – А как ее можно назвать?

      – Это будет длинный и обстоятельный разговор, – сказал майор.

      – Замечательно. – Юлий достал из кармана длинную и обстоятельную сигару, обрезал ее ножичком с золотой рукояткой, на которой был выгравирован герб его рода, стараясь держать ножик так, чтобы герб был хорошо виден майору. Спрятав ножик, он долго раскуривал сигару от золотой зажигалки с тем же гербом, а потом выпустил по направлению к майору клуб дыма.

      – Вообще-то я не курю, – сказал майор.

      – Это хорошо, – кивнул Юлий. – Это значительно экономит деньги, ибо пересадка легких – весьма дорогостоящая операция.

      – Почему вы позволяете себе курить в моем кабинете?

      – Курение на военной базе запрещено только в технических помещениях, к коим ваш кабинет причислить невозможно, – объяснил Юлий. – Так что своей сигарой я не нарушаю никаких правил.

      – Но вы могли бы спросить меня, не имею ли я чего-нибудь против вашей сигары.

      – Зачем? – спросил Юлий. – Я же знаю, что вы против.

      – Я не говорю уже о правилах элементарной вежливости, но я старше вас по званию.

      – Я не нахожусь в вашем прямом подчинении, и вы не имеете права мне приказывать.

      – Этим вы хотите выразить мне свое неуважение, капитан?

      – Каждый понимает в меру своего собственного неуважения.

      – Вы думаете, что вам все позволено только потому, что вы граф?

      – Откровенно говоря, да, – сказал Юлий. – И я не понимаю, на каком основании вы можете требовать уважения к своей персоне. Уважение – это такая штука, которая предполагает взаимность, а вы выказываете человеку неуважение, вызывая его в свой кабинет. Ибо такой вызов может означать только две вещи: либо человек шпион и диверсант, либо он знаком со шпионом и диверсантом и вы хотите, чтобы он сдал своего знакомого и стал стукачом. Согласитесь, вряд ли ваш жест можно назвать проявлением уважения ко мне, так что я нахожусь в полном праве не уважать вас в ответ.

      – Значит, вот так, да?

      – Именно, – сказал Юлий.

      – Вы думаете, я не найду на вас управу?

      – Не знаю, – сказал Юлий. – Но это представляется мне маловероятным. Видите ли, майор, дело в том, что мои преступления в подведомственной