Лучшее, чего у меня нет. Анастасия Хатиашвили

беззвучно рассмеялась.

      – Это таблетки, Како. Они сводили меня с ума. Ты же знал, что я больна. И я всегда на них сидела, чтобы поддерживать в себе здравый ум. Но в тот день я их не пила, и за день, до того, и, кажется, всю неделю.

      – Почему? Ты же столько держалась.

      – Я устала, Како! Да и дети выросли. Я им дала свою любовь. Теперь твоя очередь.

      Акакий сглотнул слюну и задержал подступающие слезы.

      – Завтра не бросай в меня землей, лучше кинь розы со своего сада. Розовые розы, которые ты вырастил своими руками. И часто навещай меня! Хорошо? Очень часто, чтобы я не скучала. Ты меня слышишь, Како?

      – Я буду приходить.

      – Хорошо. Тогда я буду спокойна.

      Како, закрыв глаза, плакал.

      – Како, мой Како… Я все равно тебя люблю. Несмотря ни на что люблю, всегда любила. И там буду любить. Только, пожалуйста, почаще будь с Зазой. Люби его, будь с ним добрее, побольше говори с ним. Не упускай времени. А то можешь не успеть.

      Како открыл глаза.

      – Почему? Чего не успеть?

      Но Эки уже не было.

      Вторник, 20 ноября, 2018

      Второе письмо. Не мой бог. Ламбер

         «Когда буду умирать, бог меня спросит:

      Костя, где та женщина?»

        «Какая женщина?»

      «Ну та, которая на станции была».

      «Я не знаю, Господи».

      «Дурак ты, Костя», – скажет Бог.

      Вахтанг Кикабидзе, фильм «Ольга и Константин»

      В такси я по-прежнему ощущал некую неловкость. Мне хотелось побыстрее покинуть Гурию – край, где Заза был счастлив с отцом, который до сих не знает о том, что его нет.

      Я злился на своего друга и одновременно недоумевал: как он мог так уйти? Не предупредив, не рассказав о своем несчастье, не попрощавшись, наконец. Неужели он подумал, что в неведении до конца жизни его отец не почувствует боли? Или кто писал эти письма? А если он, то кто их передавал и зачем? И сколько еще их, этих странных писем?

      Водитель, не скрывая любопытства, посматривал на меня в зеркало заднего вида. Было очевидно, ему не терпелось со мной заговорить. Дорога была долгая, и ему хотелось провести ее в беседе. Но сейчас я не мог рассуждать на тему повышенных налогов, обесценивания лари или плохого урожая. Мои мысли были только о Зазе и его проделках.

      Я думал, кто бы ему мог помогать в этом, усиленно перебирая в памяти всех друзей и приятелей Зазы. Дато Микеладзе – он тоже пел с нами в церковном хоре. Правда, потом пошел не лучшей дорогой и попался на продаже наркотиков. Отсидел пару лет и сейчас живет в Испании. Неужели он? Но он не походил на человека, который бы занимался этим делом после смерти Зазы. Может, Гиги Берулава?

      Он был немного старше нас с Зазой. Юрист по образованию, Гиги был руководителем неправительственной организации, занимающейся проблемами гендерной политики в Грузии. И, конечно же, был бисексуалом. Он часто засорял нам с Зазой мозги всякой ерундой, но был неплохим парнем. Хотя пол Тбилиси мечтало избить его из-за его ультралиберальных взглядов на власть и уклад