По тонкому льду. Георгий Брянцев

мне большое моральное удовлетворение. Получив вчера «дело» по обвинению Кирилла Чеботаревского, я внимательно ознакомился с ним, а сегодня утром доложил начальнику отдела Курникову. Мой доклад был, очевидно, настолько ясен, что Курников отступил от своего правила: не стал сам просматривать дело, а взял ручку и на постановлении – там, где было отведено место для подписи Безродного – поставил свою фамилию.

      Через полчаса, не более, он вернул мне дело с визой начальника управления.

      Отложив текущую работу в сторону, я зарегистрировал постановление, заверил копии, направил их куда следует, позвонил коменданту и попросил доставить ко мне арестованного.

      Чеботаревский был не парень, а паренек – маленького роста, узкий в плечах, худощавый, – и я бы ни за что на свете не дал ему двадцати двух лет, которые значились в анкете. Самое большее – восемнадцать-девятнадцать. Вид у него был настороженный, запуганный, как у загнанного зверька. Он остановился посреди комнаты, вытянул руки по швам и выжидательно посмотрел на меня. Я понимал его состояние: до сих пор его вызывали и допрашивали Селиваненко, Брагин, к которым он уже привык, а тут вдруг привели к совершенно новому человеку. В чем дело? Почему? Что его ожидает?

      Я предложил Чеботаревскому сесть у самого стола и подал постановление о прекращении уголовного преследования и освобождения из-под стражи.

      Он сдержанно вздохнул, не предвидя, конечно, что таит в себе лист бумаги, и стал внимательно читать.

      Потом уронил руки на стол, ткнулся в них головой и разрыдался, содрогаясь всем телом.

      В горле у меня защекотало.

      – Ну вот!.. Зачем же плакать? Все хорошо…

      Кирюха поднял голову. В глазах его была радость, которую он не мог сдержать, растерянность и слезы. Слезы – крупные, как у обиженного ребенка, – катились по смуглым щекам.

      – Это правда? – не веря еще, спросил он.

      – Правда, – ответил я.

      – И я могу называть вас уже не гражданин, а товарищ начальник?

      – Можешь.

      – Спасибо, товарищ начальник. Значит, я свободен?

      – Свободен.

      А слезы по-прежнему сыпались из его огромных черных глаз и падали на постановление, лежавшее перед ним.

      – Ты же размочишь мне официальный документ, – пошутил я. – Придется перепечатывать заново.

      Кирюха улыбнулся:

      – Простите, товарищ начальник. Это я с радости.

      – Подпиши постановление.

      Чеботаревский размашисто вывел свою длинную фамилию и, подавая мне лист бумаги, сказал не без гордости:

      – Подпись у меня только на червонцах ставить. – Он уже оправился от свалившегося на него нежданно счастья.

      – Хорошая подпись. Четкая, ясная, крупная, – одобрил я.

      Затем я вручил Чеботаревскому паспорт и другие документы, изъятые у него при аресте, и позвал конвоира.

      – Дело на товарища Чеботаревского прекращено, и из-под стражи он освобождается. Проводите его к коменданту. Тот в курсе дела.

      Я подал руку Кириллу и пожелал счастливо встретить Новый год.

      Он