По тонкому льду. Георгий Брянцев

побродили по городу, который не произвел на нас особого впечатления. Город как город. Дим-Димыч сказал:

      – Бывают города лучше – таких много, бывают хуже – таких меньше.

      С этим, пожалуй, можно было согласиться. Орел не шел в сравнение с такими же, как и он, областными центрами: Воронежем, Ростовом, Краснодаром, Ставрополем, не говоря уже об Одессе, Харькове, Горьком. Возможно, что летом, в зелени, он выглядит наряднее, веселее, но сейчас, в марте, заметенный снегом, с нерасчищенными мостовыми и тротуарами, с закованными в лед Окой и Орликом, он показался нам серым, скучным.

      Мы заглянули в областное управление, и здесь нас известили о звонке капитана Кочергина. Он искал меня. Я прошел в кабинет начальника секретариата и с его разрешения попросил станцию соединить меня с нашим управлением.

      Ответил майор Осадчий. Оказывается, получен ответ из Благовещенска. Данные о неизвестном мужчине совпадают. Он тоже средних лет, блондин, глаза большие, голубые, светлые, шевелюра пышная, светло-каштановая. На левой щеке хорошо приметная красная родинка.

      Мы вернулись в гостиницу.

      Ровно в шесть часов вечера порог нашего скромного номера переступил хмурый по виду и довольно грузный старик, с прямым пробором в седых волосах и с серыми мешками под глазами. На нем была черная, хорошо отглаженная пара. Держался он чересчур прямо. От него веяло этакой величественной холодностью.

      – Я есть Ремизов, – представился он вместо приветствия.

      По нашему договору беседу с ним должен был вести Дим-Димыч.

      Он пригласил официанта сесть возле стола, положил перед ним все тот же счет и спросил:

      – Знаком?

      Ремизов вооружился старомодными очками в белой металлической оправе, взглянул на бумажку и просто сказал:

      – Моя работа.

      Я ожидал встречных вопросов. А в чем дело? А зачем это вам? А что случилось?

      К людям, которые так поступают, я отношусь с предубеждением. Они или неосторожны и выдают себя, или чрезмерно любопытны, что нескромно, или, наконец, трусоваты из-за не совсем чистой совести.

      Ремизов, отрадно отметить, не подпал ни под одну из этих категорий. Вопросов от него не последовало. Он вложил очки в твердый футляр, спрятал его в карман и стал преспокойно курить, будто не имел никакого отношения к счету, лежавшему перед ним.

      – Помните этот ужин? – поинтересовался Дим-Димыч.

      – Как не помнить? Знатный ужин. Такие не часто у нас бывают в будние дни.

      – Клиентов не разглядели? Что за люди?

      – Нездешние. Проезжие, видать. Но солидный народ, вежливый, обходительный.

      Ремизов обратил наше внимание на детали, которые он подметил сразу. Гости в конце ужина заказали кофе с ликером. Местные этим не шалят. Потом попросили специальные рюмки, а их отродясь не было в ресторане. А местные уж если доходят до ликера, то пьют его или из бокалов, как вино, или из стопок.

      – Сколько же их было? – спросил Дим-Димыч.

      – Пять персон. Две дамы и трое мужчин.

      «Значит, мы не ошиблись, предположив, что в ужине участвовало пять человек и среди них две женщины», – подумал я.

      – И, по моему